Дома моей души

Я считаю бакена, а в разлитой кругом тишине, где-то далеко внизу колеса так ласково и усыпляюще бормочут:

– Плиц – плиц.

Как-то на стоянке я залезла в дверцу, ведущую к колесу. Колесо было из множества деревянных широких досок, нижние из них были в воде и светились оттуда жёлтым прозрачным цветом, а верхние доски уже подсыхали и последние капли воды срывались с них, падали в воду и тогда нижние на мгновенье исчезали под кругами воды и тут же показывались вновь.

Это несказанно завораживало меня. И я почти на всех стоянках часами просиживала на кромке борта внутри колеса, скрытая от всего мира этим волшебным колесом, пытаясь понять его тайну, и тихо радовалась, что колесо подружилось со мной.

Однажды мой друг – матрос, на вопрос, как зовут эти красивые доски у колеса, сказал:

– Плицы.

– А, это потому, что они разговаривают между собой, и каждый раз, входя в воду, говорят:

– Плиц!

Матрос почему-то засмеялся, а потом сказал:

– Вот скажу отцу, что ты сидишь здесь, попадет тебе!

Но я знала, что он мой друг и не выдаст меня. Да и сидеть здесь можно только на стоянке. А вот, когда пароход идет по реке, и плицы, стукаясь о воду, выбивают столько брызг, что кругом ничего не видно, тогда можно только стоять, вцепившись в дверцу, прижавшись к корпусу парохода.

Восторг и ужас вселялись в меня. Казалось, что мои любимые, такие мокрые на ходу, такие красивые, горящие янтарным светом, плицы проходят в своем движении совсем рядом с моим носом, обливая всю меня с головы до ног холодными, сверкающими, радужными брызгами.

Но это был не ужас страха. Это был ужас величия происходящего. Я стояла, боясь сорваться в мощный, сверкающий водоворот, понимая, чем это мне грозит, и не могла шевельнуться под больными ударами перламутровых струй. Я понимала, что мне не дойти по кромке бортика до дверцы из колеса, что я сорвусь. Ужас во мне и красота снаружи.

Мой экстрим заканчивался, когда мой верный рыцарь, друг-матрос восемнадцати годков, пошедший в первый рейс после ремеслухи, не найдя меня нигде, открывал на ходу дверцу, просовывал в неё голову, получая удары мощных брызг, пытаясь разглядеть меня, сквозь радужные фонтаны. По кромке борта, прижимаясь спиной к содрогающемуся корпусу парохода, он бесстрашно проходил полтора метра, отделяющие меня от спасения, подавал мне руку и мы начинали с ним двигаться к заветной дверце, вжимаясь спинами в корпус парохода, хлестаемые струями воды. Дойдя до дверцы, он, как истинный рыцарь проходил по кромке чуть дальше её, до тех пор, пока моя рука не вцеплялась в высокий бортик двери.

Я перелазила через этот бортик, и мой рыцарь делал последний рывок вслед за мной. Затем он тащил меня за руку на корму, где был крошечный прогулочный балкончик для пассажиров, едущих третьим и четвертым классом, короче, для тех, что ехали в пассажирских трюмах. Там он вламывал мне по первое число, я не понимала его, чего он кричит на меня, ведь не упали же.

Да, красота это великая сила! Что бы я только сейчас ни отдала, чтобы вновь постоять на узеньком бортике внутри колеса. Но и пароходы эти давно стали реликвией, да и я вряд ли умещусь на этом бортике.

Это был большой наш секрет, никто не знал о нём. Наша искренняя дружба с колесом была естественной как дыхание и светлой, как радуга брызг.

Не спится.

Я перепрыгиваю через годы и приглядываюсь к этой, знакомой мне девчонке. Я могу понимать, что творится у неё в душе.

Вот я в старших классах и уже не могу так часто навещать своих таинственных друзей.

А вскоре колесные пароходы поставили на прикол в затоне, на смену им пришли дизельэлектроходы, но меня это не радует.

Я скачу вместе с этой девчонкой по лестнице её жизни, карабкаясь или даже взлетая с разбега наверх. Или падаю, больно ушибив колени.

Я жмурю глаза, и по комнате вновь начинает гулять радужный свет, порхая вокруг меня, как возле лампочки.

Я верчусь, ища и не находя равновесия в своей душе. И я сплю, наконец-то, в этой обыкновенной жизни полугипнотическим сном.

И я вновь там.

И мне вновь горько и обидно за своих старых друзей – пароходы с колесами и плицами.

А впереди и нас с братом тоже ждут крутые и не очень перемены в нашей жизни.

Они будут вторгаться и в мой личный, таинственный от всех других, мой мир радужных брызг с моими друзьями – плицами.

Но он никогда не предаст меня.

Частенько, в минуты задумья, откуда-то из глубины моего тайного мира я слышу:

– Не горюй, мы не забыли твоей дружбы, время не властно над нами, мы здесь с тобой в каплях росы и дождя, в радужных брызгах волн.

Я прислушиваюсь и явственно слышу “плиц – плиц“.