А утром прадед объявил волю предков – племя покидает священный холм, на который волчица когда-нибудь принесет двух младенцев, и направляется навстречу судьбе, навстречу великой битве со Спящим богом, в которой все племя, и наследник Де в том числе (тут прадед строго поглядел на правнука) выступят на стороне Великого охотника.
– А когда Спящий бог будет повержен, – мрачно улыбнулся Де, – Великий охотник тоже может умереть, неважно по какой причине и от чьей руки.
Он успел заметить такую же ухмылку прадеда, и внезапно успокоился – понял, что замыслы вождя не сильно отличаются от его собственных. Потому он не сопротивляясь принял на себя обязанности, возложенные на время похода отцом, у которого (тут прадед и правнук не сговариваясь согласились) отлично получалось руководить племенем по хозяйственной части.
Священная дубина (молот) в пути конечно не подарок; надоела уже в первый день, за который Де успел и налюбоваться на зеркально-чистую поверхность металла, и ощупать все неровности рукояти, особенно каких-то царапин, глубоко вдавленных в этот неизвестный материал – не камень, не дерево – удивительно прочный, который не брал даже кремневый нож не-зверя. Царапал, точнее пробовал царапать эту рукоять Де, конечно же украдкой, чтобы не увидел кто-нибудь, а особенно прадед.
Но прадед не замечал ничего вокруг; он тяжело шагал, перебирая опять пальцами те самые бусины – теперь он не прятал их от взглядов окружающих. И были эти бусины – точно! Были они из того самого материала, что и рукоять Священного молота. Только какая же сила смогла просверлить в этом материале, не поддающемся даже острейшему ножу, отверстия? Кто мог сотворить такое? Разве только сам Спящий бог? Или великий предок Денатурат, не побоявшийся сразиться с этим самым богом?
Но если великий предок не смог победить его, как это сделает Охотник? В голове окончательно запутавшегося парня загудело, а тут еще круглые от изумления и страха глаза Лая, углядевшего оказывается его попытки поцарапать священный предмет.
– Не гляди, куда не надо, – злорадно подумал Де, вручая брату по второй матери молот, – сейчас у тебя глаза совсем на лоб вылезут.
Сам он умчался вперед, с копьем, не дожидаясь, что скажут на его самовольство прадед, а тем более отец. Высшие ничего не сказали, когда племя дошагало неторопливо до уютной долины, где Де уже разделывал огромного оленя.
А потом был еще один день, еще, и еще, и еще. Менялась только погода – все чаще лили дожди и жарче грело солнце. Добычи в новых краях было не меньше, чем в родных холмах. Потом ее стало столько, что уходить далеко от племени больше не требовалось. Зато появились хищники. И падальщики. Последние уже не скрывались – тащились за племенем, подбирая то, что оставалось на временных становищах. А оставалось много, потому что добыча сама шла в руки, а останавливаться хотя бы на день вождь запретил. Так они и брели – не быстро и не медленно; так, как позволяла старость вождя. Он действительно сдал на глазах; высох – но огонь в глазах горел только ярче.
Пару раз попались мохнатые длинноносые. Не такие, какие забредали на холмы в суровые зимы; много крупнее. И длинных зубов у этих великанов было не два, а четыре, и нижние были плоскими – такими легче выкапывать сладкие корни, объяснил Лай – и отец одобрительно кивнул, соглашаясь. Конечно, на этих великанов племя не охотилось – кому хочется попасть под ноги, подобные стволам самых толстых деревьев? Но один раз на пути племени попался полуобъеденный костяк такого зверя, от которого порскнули во все стороны маленькие рыжие хищные зверьки; вот там брат по второй матери и объяснил что к чему. За это он тащил тяжелый молот дольше обычного.
Все чаще взгляд Де останавливался на животе Мины – тот стремительно рос, но пока молодая женщина еще скакала наравне с подругами, подобно годовалой оленихе, совсем как та, которую парень заколол сегодня копьем, выпрыгнув из засады. Он мог, конечно, и догнать животное – длинные ноги и могучие легкие позволяли, но кто же так поступает? Всем известно – как раз у этих зверей во время длинного бега в жилы изливается горькая жидкость, и есть такое мясо можно только во время великого голода. «А потом, – подумал он, – надо же тренироваться наносить разящие удары из засады… ну да, исподтишка, в спину не ждущего удара противника, – не стал он скрывать от себя подленькой мысли, – если уж по-честному, лицом к лицу не получится». И мысль эта не ужаснула парня.
Он наконец-то определился и со своим отношением к будущему сыну – равнодушие. Полное равнодушие, есть он или нет. Самое главное – сам высший не-зверь Де, будущий Ден. Одна буква к имени – все, что ждал правнук вождя от своего ребенка.