Дома мы не нужны. Книга третья. Удар в спину

– Ну и правильно, – подумал профессор, глядя, как тибетец поднял камешек размером с куриное яйцо и поднес его к уху, – здесь ведь больше ничего нет кроме камней. Да и вся жизнь этих людей проходит в окружении каменных круч да перевалов. Ну еще снег выпадет зимой, а весной растает. Сейчас он скажет, что этот самый снег и несет информацию…

А лама опустил ладонь с камнем от уха и протянул его полковнику:

– Миллионы лет этот камешек ждал, когда к нему обратятся. Сначала как часть потока раскаленной лавы; потом в монолите скалы, и совсем немного отдельным куском, привнесенным сюда благодаря солнцу и снегу (а что я говорил?!). Он впитывал память каждой снежинки, каждого лучика солнца… Хочешь – спроси, что видел он за миллионы лет? Какие битвы, какие драмы, быть может, разворачивались рядом?..

И командир кивнул, закрыл глаза и прислушался к камню, который теперь замер в кулаке у его уха. Все с жадным любопытством замерли – и Алексей Александрович тоже. Вот спокойное выражение лица Кудрявцева сменилось слабым любопытством, затем улыбкой; тут же улыбка превратилась в гримасу – настолько ужасную, что виски профессора словно сдавила какая-то неодолимая сила; однако эта сила не могла заставить отвести глаза от лица друга, от его побелевших пальцев, которые, казалось, сейчас раздавят камень в порошок.

Романов вздрогнул (да и все рядом наверное тоже), когда командир с видимым усилием открыл глаза и… улыбнулся. Виски словно отпустили чьи-то недобрые сильные ладони, и профессор открыл рот, чтобы задать вопрос.., но Кудрявцев заговорил раньше:

– Как много плохого, просто ужасного было в прошлом – намного больше, чем хорошего. Или этому камешку просто не повезло. А вообще-то я тут себе нафантазировал наверное, и камень тут совершенно не причем.

Он опустил взгляд на ладонь, до сих пор сжатую в кулак и начал медленно разжимать пальцы. Потрясенный ученый так и не закрыл рта, наблюдая, как один за другим пальцы командира открывают всем на обозрение горстку мелкого песка – все, что осталось от камня. Профессор первым отвел взгляд от полураскрытой ладони; он не удивился тому, с каким жадным изумлением, любопытством и… восторгом смотрели его товарищи. В глазах сунувшегося вперед тракториста словно застыл возглас: «Это же командир! Он еще не такое может!».

Но больше всех был потрясен лама. Словно не он только недавно протягивал камень Кудрявцеву, не он предлагал поэкспериментировать.

– Вот и смотри на результат эксперимента! – с некоторым злорадством подумал Романов, – а то пятьдесят лет, помедитируй… Нет у нас пятидесяти лет.

А лама Севера между тем пришел в себя очень быстро. О ухватил командира за рукав куртки и, словно забыв от потрясения русский язык, потащил его без слов к темнеющему входу в дацан. И опять гости столпились у входа в каменное жилище лам. Теперь оно выглядело более обжитым.

– Хотя.., – обвел взглядом голые каменные стены профессор, – вроде ничего тут не прибавилось… Запах (понял он); запах копченого мяса – что же еще? Это тоже маленькое волшебство; волшебное мастерство Зины Егоровой.

Лама меж тем подвел командира к камню. Нет – к Камню с большой буквы. И в смысле размеров, а был этот «камешек» никак не меньше их «Эксплорера» – это без подземной части; и конечно в части той тайны, которую он скрывал. В груди Алексея Александровича сладко заныло предвестьем открывающейся перед ними тайны.

Полковник Кудрявцев уперся плечом в Камень, словно в тот самый внедорожник, застрявший в грязи, и покрытый инеем громадный валун сразу, без раскачки, и – что удивительно – без ожидаемого скрежета и визга раздавленных мелких камней отъехал в сторону. Словно был, как и «Эксплорер», снабжен невидимыми взорам колесам, на которых и проехал сейчас до противоположной от входа стены.

Но не камень теперь интересовал всех, а то, что он совсем недавно скрывал – круглое отверстие в каменном полу, в которое нестерпимым глазу потоком врывались лучи другого (другого ли?) солнца. И это солнце, как совершенно точно понял Романов, светило людям двадцать первого века.

А первой на этот раз опомнилась Ира Ильина. Она вдруг вытащила из кармана мобильный телефон и принялась тыкать в кнопки. Через считанные мгновения все остальные присоединились к ней, и профессор в том числе. Только командир и Толик Никитин стояли неподвижно, уставившись друг на друга.