Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Морду бить было некому. Стасик уехал на Гоа. Ольга заходила в интернет, ждала вестей. Стасик написал один раз. Текст был такой: «Если хочешь, приезжай».

Ничего нового. Хочешь – приезжай, вернее, лети десять часов на самолете, непонятно куда, под пальму. Не хочешь – сиди дома.

Полгода тянулись долго. Бесконечно. Ольга решила пойти к психоаналитику Антонине Исидоровне. Это была мамина знакомая – курящая, умная. Ольга заметила: все, кто курят, – умные.

Антонина Исидоровна выслушала Олечку и сказала:

– Ты все делаешь правильно.

– Что «все»? – спросила Ольга.

– Тормозишь.

– А что «правильно»?

– Не соглашаешься на его условия. Знаешь, почему?

Ольга ждала.

– У тебя хорошая женская интуиция.

Отец купил Оле машину – не дорогую, но качественную. Она сдала на права и стала водить. Ей нравилось. Выезжала на загородное шоссе и спокойно наматывала дорогу на колеса. Это успокаивало. Ольга ехала и думала о том, что у нее хорошая женская интуиция и все, что она делает, – правильно, в отличие от какой-нибудь рабы любви, которая дает не подумавши, а потом делает первый аборт и на всю жизнь остается без детей.

Полгода тянулись долго, но кончились в конце концов. Настала весна. Стасик вернулся. Первым делом Ольга сообщила, что она за рулем. Стасик отнесся с одобрением. Сказал, что у него нет весенней одежды и Ольга должна повозить его по магазинам. А заодно купить картошки десять килограммов. В доме должны быть картошка и лук.

Он не сказал, что соскучился, что хочет видеть, только шкурный интерес. Его интересует только то, что можно засунуть в рот, проглотить и переварить, а также интересы дырокола – опять засунуть, снять напряжение и пойти себе облегченным. А то, что нельзя потрогать, употребить, – то, что называется «чувство»…

Ольга ответила:

– Я, к сожалению, не могу тебя сопровождать. У меня другие планы.

Стасик ничего не понял. Он видел, что девчонка сохнет по нему явно, но при этом упирается всеми четырьмя лапами, как собака, которую тащат на живодерню.

Ольга приехала к бабушке на дачу и рассказала про психоаналитика.

– А сколько она взяла? – спросила бабушка.

– Сто евро.

– Ужас… – испугалась бабушка. – Настоящие врачи денег не берут.

– Почему?

– Не наживаются на несчастьях.

– Спорный вопрос. Мне не жалко денег, потому что она мне помогла. Она меня поддержала. Показала направление, в котором я должна двигаться. А раньше я болталась, как парус на ветру.

Бабушка промолчала. Задумалась. В ее жизни тоже была молодость, а в молодости была любовь. Не к мужу. К писателю, которого она редактировала. Бабушку в то время звали Лиля, она окончила филфак и носила стрижку каре.

Бабушка вспомнила, как впервые пришла к писателю домой. Они редактировали текст в его доме. Дверь отворила женщина средних лет – широкая, квадратная, как двустворчатый шкаф. Серые волосы все назад, под резиночку. Рваный халат свисал под мышкой слоновьим ухом. Лицо простое, крестьянское, доброе, но без интеллекта. Лиля решила, что это домработница, в крайнем случае – мама. Через пять минут выяснилось, что это жена писателя.

Лиля оторопела. Каким образом у молодого гения и красавца такая жена? Старше на целую жизнь, зачуханная, совершенно из другой стаи.

Лиля восприняла это как казус, жизненный сбой, вернее – сбой судьбы.

А ларчик просто открывался. Писатель – гений и молодой красавец – страдал тяжелой алкогольной зависимостью, был просто-напросто алкоголик, бракованный экземпляр, гнилой помидор. Поэтому у него в паре – такой же неликвидный товар. У жены – выбраковка возрастом, у писателя – выбраковка неизлечимой болезнью, и ни одна девочка из его среды не согласилась бы на такую жизнь. А если и соглашалась, то быстро сбегала.

Лиле сразу бы сообразить: о, парень, с тобой не все в порядке, – и в сторону, но молодая Лиля ничего не поняла. Не сработала женская интуиция. И ее жизнь полетела вниз, как сбитый самолет. Она, правда, успела катапультироваться и не разбилась в конце концов. Но как долго падал самолет, как страшно было лететь с гибельным восторгом. И как много времени понадобилось для того, чтобы исторгнуть из себя, забыть эту любовь, которая не оставила никаких следов, только воспоминания и божественную музыку. Она до сих пор помнила его чистые скользкие зубы… Но воспоминания – не строительный материал. Из них ничего не выстроишь. И музыка улетела в космос и летает там, постепенно растворяясь. Может быть, она преобразуется в дождь и падает на землю, на деревья.

Все, что ушло, – ушло.

– Женская интуиция – это очень важно, – сказала бабушка своей внучке. – Слушай себя…

Ольга стала слушать себя, и постепенно Стасик перестал казаться ей таким притягательным. Даже появилось что-то противное. Например, после еды ковыряет в зубах, а потом незаметно нюхает зубочистку.

Однажды на дне рождения у подруги нарисовался новый кавалер.