Дома стоят дольше, чем люди (сборник)

Далее я попала в больницу. Меня привезли уже ночью, одновременно с бомжом, который сломал ключицу. Бомж рассчитывал, что его оставят в больнице, а это большая удача. У него будет своя личная кровать, застеленная чистым бельем, и еда три раза в день: завтрак, обед и ужин.

А я надеялась, что мне положат гипс и отпустят домой. Но произошло все наоборот. Бомжа отпустили, точнее, выпроводили вон. А меня оставили в больнице, поскольку перелом оказался со смещением. Требовалась операция.

Операцию никто делать не стал. Стояли лихие девяностые, вся промышленность развалилась, и не было нужных инструментов, типа слесарных саморезов, которыми скрепляют кости.

Мне просто сложили ногу куличиком, на глаз, и отправили в палату.

В палате было восемь женщин. Стояла духота. Окно не открывали, боялись простудиться. Женщина справа по имени Валя постоянно пребывала с температурой 39. У нее начался остеомиелит (воспаление) в тазобедренном суставе. Осложнение после операции. Лечащий врач ничего не предпринимал, только качал головой.

Валя тем не менее не унывала, а даже закрутила роман с парнем из соседней палаты. Температура ей не мешала, напротив, подогревала.

Парня я не видела. Наверное, тоже с переломом. В отделении травматологии других не бывает.

Валя возвращалась в палату среди ночи, свет не зажигала и всегда на что-то наталкивалась: на стул или тумбочку. Стул с грохотом падал, всех будил. Больные просыпались и сыпали проклятия на бедную Валю, а она огрызалась, стоя на своих костылях. Костыли делали ее неуклюжей. Но к ней вместе с остеомиелитом пришла долгожданная страсть. Как говорится, «не было бы счастья, да несчастье помогло».

Мой лечащий врач имел немецкую фамилию: Мюллер. Я доверяла Мюллеру, поскольку немцы народ ответственный. Но мой немец успел обрусеть и научился русскому «авось». Авось сойдет и так. Он сложил мне ногу на глаз и выпустил домой, чему я была несказанно рада. Кому хочется подставлять себя под нож?

Два месяца я пребывала в гипсе, а потом, после снятия гипса, выяснилось, что кости срослись неправильно.

Я вытаращила испуганные глаза и спросила:

– Что же делать?

– Ничего, – сказал Мюллер. – Ходите так.

Через месяц я отправилась в Израиль. Меня пригласили с новым фильмом.

В Израиле я показалась специалистам. Они сделали рентген и вынесли свое заключение: нужна реконструкция стопы.

Это значило: ломать и складывать все по новой. Без операции не обойтись.

Я заплакала и позвонила дочери. Она сказала:

– Ну, ты же ходишь…

Таким образом она пыталась меня успокоить.

Я поняла: да, я хожу – до поры до времени. И если я не переделаю сустав, я его потеряю. И буду передвигаться в коляске.

Я ничего не сказала Мюллеру. А что говорить? Какой смысл? Предположим, я ему скажу: «Сука ты, Мюллер…» И что изменится? Ничего. Дело не в Мюллере, а в советской медицине.

Я поехала в Швейцарию. Я хорошо знала эту страну, там издавали мои книги.

В клинике сказали, что операция будет стоить две тысячи долларов. По тем временам сумма не маленькая, но две тысячи за спасенную ногу – не о чем говорить…

Я попала к профессору Верли. Операция длилась часа два, но я неплохо провела это время. Мне сделали спинальный укол, включили музыку Вивальди. Я не чувствовала никакой боли и думала о том о сем… Под музыку хорошо думается. Можно даже сочинить сценарий.

В конце операции меня надо было перегрузить со стола на каталку. Это называется «из болота тащить бегемота». Верли кряхтел, но справился.

Он подошел к моему началу, то есть к голове и сказал: «Бьен алле».

Это значило: операция прошла хорошо.

А я и не сомневалась. Я за тем и ехала.

Забегая вперед, могу сказать: все срослось как надо. Через полгода я забыла, на какой ноге была операция, на правой или на левой. Но… Денег взяли в шесть раз больше. Не в два, не в три, а в шесть. Делали какие-то никому не нужные процедуры, занимались приписками. Швейцарцы – жуки. Беззастенчиво вытягивают из русских деньги, как пылесосом. Почему? Потому что русские без страховки. Никто не потребует отчета. Русские как коробейники: приедут – уедут. Можно и обобрать. Но главное – нога. Операция «бьен алле». Все остальное не существенно.

Рядом со мной в отдельной палате лежал наш посол в Корее. Ему меняли тазобедренный сустав.

На другой день после операции он встал и пошел. Никакой температуры, никакого остеомиелита.

Заглянул ко мне, познакомиться.

Мы беседовали. Я обратила внимание: посол не смотрит собеседнику в глаза. Смотрит куда-то в сторону или вниз. Может быть, посол боится, что по его глазам я прочитаю государственный секрет.

Я не умею общаться, если не вижу глаз того, с кем разговариваю.

К послу каждый день прибегала его жена, на тридцать лет моложе, и приносила пластмассовую коробочку с черникой.

Дело прошлое. С тех пор минуло двадцать пять лет. Моя левая нога работает так же, как и правая.

Я сделала вывод: лечиться надо в Европе, а значит – копить деньги.

Говорят, здоровье не купишь. Купишь! В том-то и дело…

Время идет вперед и никогда не останавливается. Только в минуты счастья или страха.