Домашняя жизнь русских царей

Само собой разумеется, что требования только что возникшей церкви определяли для зарождавшегося духовного чина, или сословия, и сам состав образования или, вернее сказать, грамотности. Для первых наставников из иностранцев достаточно было и одного умения читать, после чего они уже прямо переходили к изучению церковной службы, главной цели их призвания и вместе с тем образования. Таким образом, состав нашей древнейшей грамотности, по необходимости, ограничивался только книгами Св. Писания и преимущественно церковно-служебными, потом духовными словами, т. е. поучениями и некоторыми другими творениями отцов церкви. Одним словом, книжное учение означало учение книг церковно-служебных и вообще учение Священного Писания. Этот церковно-служебный характер нашей древней грамотности яснее всего отразился в самом составе первоначального обучения, а именно – в обучении чтению, где за букварем следовал Часослов и потом Псалтырь – венец древнего словесного учения и полного курса первоначальной науки.

Вечерня, Заутреня, Часы, Псалтырь, Апостол, ектинии – вот что необходимо было в то время для всякого вступавшего в духовный чин. Впоследствии этот состав обучения не изменился и не принял в себя никаких новых, а тем более посторонних предметов. Без сомнения, этому много способствовала, особенно в древнейшее время, постоянная нужда нашей Церкви в грамотных служителях, нужда, которая, само собой разумеется, не могла благоприятствовать более полному развитию нашего древнего образования и оставляла его в тесных границах самых первых, необходимых своих требований.

Из этого видно, что главная забота высшего духовенства состояла не в том, чтоб распространить, увеличить объем книжного обучения, а, по возможности, сохранить в должном порядке то, что уже существовало как необходимое. Некоторые обычаи первоначального обучения, как, например, принос каши и гривны денег мастеру, т. е. учителю, когда начинали учить Часовник, т. е. вечерню, заутреню, часы и т. д., сохранились на юге России и до нашего времени⁴⁹.

Впоследствии грамотность в этом первоначальном составе от духовенства стала постепенно переходить в народ, в круг гражданского образования. И здесь она водворилась с тем же характером догматизма, непреложности и, как нечто неприкосновенное, свято сохранялась в течение семи столетий.

До преобразований Петра Великого эта грамотность, в своем неизменном первобытном составе, была распространена по всем сословиям; была общенародной и везде единообразной: дети первостепенного боярина обучались точно так же и по тем же самым книгам, как и дети простолюдина; то же самое, хотя и в большей полноте, встречаем и в царском быту.

Выбор учителей падал почти всегда на подьячих или дьяков⁵⁰; в то время они, конечно, были лучшими учителями чтения и лучшими каллиграфами. Так, учителем царя Алексея Михайловича был дьяк Василий Прокофьев, а учителем Петра Великого – Никита Зотов; и тот и другой сначала были подьячими. Чистописанию учили обычно подьячие Посольского приказа, в котором процветала тогда наша старинная, весьма искусная и весьма вычурная, каллиграфия. Царя Алексея Михайловича учил писать подьячий Посольского приказа Григорий Львов, а царя Федора Алексеевича – подьячий же Панфил Тимофеев.

Учение началось, разумеется, с азбук, которые до XVII ст. были рукописные. Сохранившиеся во множестве азбуки каллиграфические, или собственно прописи, без сомнения, во всем отличались от букварей. В XVII ст. появились у нас азбуки или буквари печатные. До сих пор самой первой по времени издания может считаться азбука, изданная в 1634 г. Василием Бурцевым и переделанная им, может быть, из грамматики, или собственно азбуки, изданной в Вильне в 1621 г. Год издания этого букваря совпадает с тем временем, в которое царевич Алексей Михайлович, достигнув пятилетнего возраста, начал учиться грамоте; можно с большой вероятностью предполагать, что первоначальное обучение царевича было одной из побудительных причин к изданию этого букваря. Он напечатан в малую восьмушку, малой детской книжкой, крупным четким шрифтом в одиннадцать строк на странице. Известно также, что годом раньше дедушка царевича, патриарх Филарет Никитич, благословил его, в 1633 году, вероятно, при самом начале учения, «азбукой, большая печать, на столбце – указ, сверху речь золочена». Судя по выражению «на столбце», можно думать, что эта азбука была напечатана на одном листке, столбцом, и содержала в себе только буквы и склады. Другое известие, 1642 г. указывает на подобную же или на ту самую азбуку большой печати, которая была не на столбце, а книгой, потому что ее в это время переплетали.

«Библия Русская». Фронтиспис. Прага. Ф. Скорина, 1517 г.

Как бы то ни было, все это еще библиографический вопрос, и мы пока должны остановиться на азбуке Бурцева, как более известной. Здесь мы рассмотрим второе ее издание, вышедшее в 1637 г.