«В последние годы царь (Алексей Михайлович) позволил прибывшим в Москву странствующим актерам показывать свое искусство и представлять историю Ассуира и Эсфири, написанную комически». Затем он объясняет, как вообще началось это невиданное в Москве дело. «Узнавши, что при дворах других европейских государей в употреблении разные игры, танцы и прочие удовольствия для приятного препровождения времени, царь приказал, чтобы все это было представлено в какой-то французской пляске. По краткости назначенного семидневного срока, сладили дело, как могли... Иностранное и стройность неслыханной музыки, весьма естественно, произвели самое успешное для актеров впечатление на русских, доставили им полное удовольствие и заслужили удивление. Сперва царь не хотел, чтобы была музыка, как вещь новая и некоторым образом языческая; но когда ему сказали, что без музыки точно так же невозможно танцевать, как и без ног, то он предоставил все на волю самих артистов. Во время представления царь сидел перед сценой на скамейке; для царицы с детьми был устроен род ложи, из которой они смотрели из-за решетки или, правильнее сказать, через щели досок; а вельможи (больше не было никого) стояли на самой сцене. Орфей, прежде нежели начал пляску между двух подвижных пирамид, пропел похвальные стихи царю. Это было в субботу на Масленице. В тот же день царь увеселялся на Москве-реке медвежьей потехой, а вечером смотрел фейерверки».
Мы можем принимать этот рассказ Рейтенфельса как известие о первом театральном представлении в Московском дворце, в чем, по-видимому, нельзя и сомневаться, ибо комедия была изготовлена наспех в одну неделю, т. е. в течение той же Масленицы, когда обычно позволялись всякого рода зрелища и даже всякого рода разгул. Вместе с тем, имея в виду последующие действия царя относительно устройства этих зрелищ, мы относим описанный спектакль именно к Масленице 1672 г, когда суббота этой недели приходилась 17 февраля. С этого дня и должна начинаться история нашего театра.
Потеха при царе Иоанне Васильевиче Грозном.
Потеха, как говорит Рейтенфельс, очень понравилась, и нет сомнения, что тогда же актеры были оставлены для устройства новых представлений. Наступивший затем Великий пост, Святая и весеннее время, в которое царь потешался обычно соколиной охотой, не были удобны для представления комедий. Между тем 30 мая государь был несказанно обрадован рождением сына, царевича Петра,– будущего преобразователя.
В. М.
Выезд царя Алексея Михайловича на охоту.
Для Нарышкиной, как и для всех ее родных и приближенных, а стало быть, и для Матвеева,– это было торжество действительно неизреченное. В тот же день главные из них получили повышения в чинах и Матвеев вместе с отцом царицы пожалован в окольничие. 2 июня, в воскресенье, в самое заговенье на Петров пост, в Золотой Царицыной палате государь давал боярству и дядькам родинное пиршество, простое, нечиновное, без зову и без мест, т. е. с устранением старых чиновных порядков столованья. Можно думать, что за этим, так сказать, кабинетным пиршеством, на общем веселии, между разговорами о разных веселостях было вспомянуто и о немецкой комедии и тут же решено устроить комедию во дворце постоянную. И в действительности, на третий же день, как только отошло пиршество с неизбежным похмельем, июня 4-го, государь