Домашний быт русских царей в Xvi и Xvii столетиях. Книга первая

Мы упоминали, что Постельное крыльцо, находившееся посреди дворцовых зданий, между приемными большими палатами и жилыми Теремными покоями государя, составляло довольно обширную площадь и служило всегда сборным местом для младшего дворянства и приказных людей, имевших надобность быть за чем-либо во дворце. Здесь с утра до вечера толпились стольники, стряпчие, жильцы, дворяне московские и городовые, дьяки, подьячие разных приказов, иные по службе, дожидаясь начальных людей или решения дел, другие просто из одного любопытства, потому что на Постельном крыльце можно было узнать все важные по тогдашнему времени новости. Там, кроме повседневных дел о тяжбах, исках и т. п., объявлялись царские указы, наиболее касавшиеся всего дворянского сословия, напр., указы о войне и мире, о сборе войска, о военных походах или о роспуске служилых людей по домам и вообще о всех административных и законодательных мерах, предпринимаемых правительством как относительно служилого сословия, так и вообще по делам всей земли. В Верху у государя происходило сиденье бояр, заседание царской Думы, откуда исходили все подобные меры и распоряжения и, разумеется, прежде всего узнавались на Постельном крыльце, от тех же бояр приватно, или же от дьяков, сказывавших указы публично. Таким образом Постельное крыльцо было придворною площадью, или как именовали его впоследствии, Боярскою площадкою, публичным местом царедворцев, т. е. собственно дворян, а также и начальных людей военных и гражданских. В этом смысле некоторые из царедворцев, именно стольники младших разрядов, именовались площадными, в отличие от стольников комнатных, находившихся в приближении у государя и имевших право входить без запрещения в его комнаты. Слова — площадь, площадной — заключали в себе понятия общего, публичного, всенародного и также — обыкновенного, рядового. Были, как известно, подьячие площадные и избы площадные, где эти подьячие писали купчие, закладные и разные другие акты.

Андрей Матвеев, сын знаменитого Артемона, говоря в своих записках об оружейничем Ив. Макс. Языкове, который был врагом партии Милославских и, след., защитником стороны Матвеева, называет его особой великого разума и глубоким проникателем сначала площадных, а потом и дворских обхождений, когда он сделался временщиком. Здесь именем площадных обхождений обозначаются отношения тогдашнего общества, или света, если только применимо это слово к тогдашнему обществу, т. е. вообще ко всей служилой и начальной среде. Притом в выражении «площадные» обозначалось именно местное значение таких отношений, которые выразительнее всего представлялись для каждого умного их проникателя на Боярской площади Постельного крыльца, самом бойком месте, где нередко эти отношения разыгрывались публично, на глазах у всех, как увидим ниже.

Необходимо припомнить, что старое наше служилое сословие — боярство и дворянство, исполнено было непомерной щекотливости в отношении своей чести; не той, однако ж, чести, которая служит выражением сознания в себе человеческого достоинства; тогдашняя честь заключалась в отечестве, т. е. в значении рода, к которому лицо принадлежало, собственно в почете, каким пользовался этот род и каким по нисходящему порядку должен был пользоваться всякий родич. Само собою разумеется, что власть с течением времени все больше и больше усиливала такие понятия о чести, строго охраняя законодательством честь высших сановников и вообще своих слуг, след., всех служилых людей земли. В ее прямом интересе было поддерживать и соблюдать известное почетное значение лиц и целых родов, которые помогали ей в приобретении, в устройстве и охранении земли, потому что эти лица и роды представляли ту же власть, была ее органами. Таким образом, понятия о честности известного рода или известного лица ограничивались только представлениями о служебном почете, о мере жалованья, т. е. расположения государя и близости к его особе. Только этим путем мог возвышаться человек и за ним весь его род. Разумеется, в обществе, пропитанном родовым началом, по которому все старое почиталось неизмеримо выше всего молодого, и старая, т. е. заслуженная целыми поколениями, честь всегда почиталась больше чести молодой, хотя бы и более достойной.