Домашний огонь

Поразительно – о побеге Эймона в Карачи еще не проведала пресса. Твит с фотографией Эймона в зале отлета уже исчез, какой из отделов службы безопасности об этом позаботился, Карамат не вникал, но был благодарен. И не забыть сказать спасибо Джеймсу, единственному, кто вовремя заметил, – потому что только Джеймс и сообразил добавить в уведомления гугла тег #EamonLone. Конечно, скоро все прознают, тут ничего не поделаешь. Но хотя бы он первым сообщит об этом жене, которая наконец повернулась к нему лицом, и по ее лицу он понял, какую ошибку совершил, не разбудив ее нынче утром, перед тем как выйти из дома.

– Иди отдохни, я пока с твоим отцом поговорю, – сказала она дочери.

Эмили выпрямилась, всмотрелась в обоих родителей.

– Извини, – сказала она и поцеловала отца в щеку.

Дождавшись, чтобы она вышла, Терри открыла двери балкона. Маниакальное пристрастие к свежему воздуху, и утренний холод ей не помеха. Некоторые вещи со временем в браке перестают раздражать, другие усугубляются.

– Порой я забываю, как она похожа на тебя, – сказала Терри.

– Только по сравнению с братом, который не похож ни на тебя, ни на меня.

– Это не так. Он – совсем как я. До тебя. До того, как я посвятила свою жизнь тому, чтобы стать достойной тебя.

Он засмеялся невольно.

– Ты ничего не перепутала, аристократка голубых кровей из Новой Англии? Помнишь, как я в первый раз пригласил тебя на ужин?

Она покачала головой, желая сохранить – одна, без помех – искаженную версию их жизни вдвоем. Он выплеснул остатки недопитого Эмили чая в цветочный горшок с денежным деревом и налил себе свежего. Сахара нигде не видать, он плюхнул в чай ложку джема и энергично размешал. Но Терри словно бы не заметила этого неприличия. Она так и стояла в дальнем конце гостиной, обгрызая остатки ногтя на большом пальце.

– Раньше ты спрашивал мое мнение, – сказала она. – В каждую кампанию, по каждой речи, по каждому законопроекту.

Опять. Сколько раз она тыкала ему этим в нос – и он едва удерживался от того, чтобы ответить: так было в начале его карьеры, потому что больше не к кому было обратиться. Мальчик из Брэдфорда, сделавший свой первый миллион и купивший место в партии, которая вовсе не предназначалась для таких, как он.

– Так ли уж чудовищно, что у себя дома я хотел бы укрыться от шума Вестминстера?

– Не говори со мной, словно с домохозяйкой, чья обязанность подавать тебе тапочки по окончании рабочего дня. Ты хоть на минуту пытался понять – а что я думаю о мальчике и о том, что с ним происходит?

Комок джема болтался в чае, Лоуна слегка мутило от этого зрелища, но он предпочел не признаваться, а отхлебнуть глоток.

– Ты хочешь защитить сына. Это естественно. Это твой долг. Но у меня совсем иной долг – в данных обстоятельствах.

– Я не об Эймоне говорю, тупоголовый эгоист! Я говорю о девятнадцатилетнем мальчике, чье тело гниет на жаре, а его сестра сидит рядом, обезумев от горя. Он уже мертв – можешь ты наконец оставить его в покое?

Семья! Его собственная семья, будь он проклят – близкие ничего не желают понимать.

– Дело не в нем. И не в ней. И не в Эймоне. Возможно, я перестал обращаться к тебе за советом, потому что твой политический инстинкт давно притупился. Закрой дверь балкона – у меня чай в лед превратился.

Так он рассчитывал избавиться от сиропа в чашке, не допивая, а вину свалить на Терезу. На миг он почувствовал удовлетворение, хотя она, похоже, на его чай и не глянула.

– Не настолько притупился, чтобы не увидеть то, чего ты видеть не хочешь. Что в партии у тебя не соперники, а враги, не последователи, а прихлебатели. Твоя смуглая кожа тоже не из тефлона сделана. Как ты думаешь, почему я на самом деле свернула свой бизнес?

Вопрос застал его врасплох, и Лоун мысленно прошелся вспять по разговору, отыскивая в этом вопросе (отыскивая, но не признавая) логику. Вот оно как.

– Чтобы все свои силы направить на то, чтобы стать – кто из нас первым употребил это выражение? – шелком, драпирующим мои слишком смуглые и слишком привычные к уличной драке мускулы. Как в самом начале. – Он протянул ей руку, склонный к великодушию. – Без тебя я действительно ничего бы не достиг. Об этом я никогда не забываю.

Она закрыла балконную дверь, но, как ему показалось, лишь потому, что ей хотелось хлопнуть погромче.

– Самонадеянный идиот! Ты добрался до подножия горы, твой разум вознес тебя на вершину – и ты единственный не в состоянии сообразить, что утренняя статья – первая в лавине, которую уже не остановить.

Она подошла наконец ближе, но не к нему, а чтобы взять пульт и включить телевизор. Вот она, та девушка, так и сидит, скрестив ноги, не шелохнулась с тех пор, как он видел ее, уходя из министерства. Лоун бросил взгляд на каминные часы. Самолет Эймона вот-вот приземлится.