Домбайский вальс (СИ)

Оба с большим подъёмом делают утреннюю зарядку, называемую гимнастикой. Неделя придерживается системы йогов, а Брюханов системы Порфирия Иванова (не путать с Порфирием Курочкиным, студентом-фотографом из палаты 6). Оба совершают длительные прогулки до завтрака и вполне серьёзно надеются овладеть современной горнолыжной техникой французской школы. Очень забавно и даже трогательно гордятся своим долголетием, сохранившимся здоровым и моложавым видом. В свободное от лыжных тренировок и забот о своём здоровье время они с упоением читают стихи Анны Ахматовой, Марины Цветаевой, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака и Александра Сергеевича Пушкина, надев на кончик носа очки, или ведут долгие и содержательные беседы на всевозможные темы, тренируя и совершенствуя свои живые, незаурядные, весёлые мозги, "продувая жиклёры".

В последние дни погода резко испортилась. Как уже ранее отмечалась, она сдуру съехала с катушек. Мороз дичайший. Такого не бывало, говорили, 100 лет. Хотя, по правде сказать, сто лет здесь никто не жил и не вёл наблюдений. Возможно, и более ста лет. Но всё равно долго.

Академик Неделя ни при каких обстоятельствах не изменял своим привычкам. Он и сегодня, как и каждый всякий день, совершил послеобеденную прогулку по Домбайской поляне. Он возвратился в пятнадцатую палату краснощёкий и бодрый.

- Хорошо! - скоро проговорил он. - Великолепно! - Он взглянул с лукавинками в глазах на дремавшего, с полуоткрытым ртом и чуть похрапывающего, Брюханова и добавил: - Каждому своё.

- Да-да! Входите! - пробормотал профессор, содрогнувшись, будто его ущипнули, и ещё не придя полностью в себя от просматриваемых сновидений. - Ах, это вы, уважаемый Александр Христофорович! А я вот, как видите, задремал. Мне приснилось, что кто-то стучится к нам в дверь. Погода мерзопакостная, не так ли? - виновато прибавил он, оправдывая свою леность и трусость перед морозом.

- Нет! - энергично возразил Неделя. - Этого я не признаю. Погода отличная в своём роде. У природы нет плохой погоды. - Он обтёр полотенцем лицо, на котором образовались капельки испарины от растаявшего в тепле инея. - Солнце в тумане. И мороз. Такого не наблюдалось в этих краях никогда. Каприз природы. Знаете ли, уважаемый Всеволод Филиппович, зело бодрит. Весьма зело.

Каждое слово в отдельности, или целое краткое предложение, он произносил скороговоркой и делал короткую паузу, хитро поглядывая при этом на собеседника своими вишнёвыми глазками. От такой манеры разговора в его словах была какая-то особая значительность, как бы некий скрытый смысл. Это настораживало и утомляло всех, кто его слушал. А поговорить он любил. Беседа доставляла ему несказанное удовольствие. Независимо от темы. Он называл пикирование словами - поболтать языком. Перед тем, как выпустить слово наружу, он катал его во рту, словно оценивал смыслы (слова, как правило, имеют много значений), а потом стремительно произносил, смолкал и катал другое. Не обращал внимания при этом на части речи или члены предложения. Поэтому на письме, для обозначения его оригинального говорения, приходится ставить точки, где, казалось бы, им не место.

- Ну, уж вы скажете, уважаемый Александр Христофорович! - ухмыльнулся Брюханов, и брови его прыгнули вверх.

Неделя потёр свои маленькие, покрасневшие от холода руки и энергично сел на скрипнувший стул.

- Зря вы пасуете, уважаемый Всеволод Филиппович, - сказал он, поудобнее устраиваясь на стуле, и это выдавало его намерение поговорить. - Нам сдаваться нельзя. Это, если хотите знать. Обыкновенная лень. И малодушие. Наука не терпит лени. Я ещё ни разу. За свою сознательную жизнь. Не пропустил воскресной прогулки. В обычное время. И ни одной ежедневной - во время отпуска. Знаете, как поётся в весёлой детской песенке Шаинского? - и он промурлыкал речитативом: - Удивляются даже доктора. Почему я не болею? Почему я здоровее? Всех ребят из нашего двора. Потому что утром рано. Заниматься мне гимнастикой не лень. Потому что водой из-под крана. Обливаюсь я каждый день. - И он перешёл на обычный разговор: - Дисциплина прежде всего. Это воспитывает характер. Посеешь характер - пожнёшь успех. Я всегда придерживаюсь правила: Nulla dies sine linea. Ни дня без строчки. В равной мере это относится и к прогулкам. Пропустишь прогулку - прозеваешь впечатление. Упустишь впечатление - лишишься восторга удивления. Проворонишь удивление - не постигнешь красоты жизни. И в итоге можешь не заметить главного - момента истины.

- Вы такой, - с улыбкой сказал Брюханов. И брови его выразительно подвигались вверх-вниз. - А я уж, видимо, старею.

- Я такой, - охотно согласился Неделя и кивнул головой, как будто склюнул зерно истины. - А вам, уважаемый Всеволод Филиппович, должно быть стыдно. Я в ваши годы сделал "тройку" на Тянь-Шане.

- Вы такой, - повторил Брюханов вяло, невольно показывая утомление. И скрипнул кроватью.