Домбайский вальс (СИ)

- Вот раньше, - заявил Яков Маркович, - как игра, так новая колода. - Никто не обратил на его заявление никакого внимания.

- Локти выше! - прикрикнул Иван. - За этакую небрежность, при царе-батюшке, получил бы шандалом по башке.

Порфирий послушно приподнял локти над столом, заканчивая сдавать. Иван сгрёб свои карты, раздвинул их веером, поплевав на пальцы. Сделал непроницаемым выражение лица и произнёс равнодушно, как учил Пьер, или то есть Юрий Гаврилович:

- Ни хрена нет стоящего. Одна шваль. Не повезёт, так не повезёт. Не везёт мне в карты, повезёт в любви. Дай-ка мне парочку в прикуп, - попросил он у Порфирия, отбрасывая две своих, картинками вниз.

- Мне одну, пожалуйста, - сказал Кролик, затаившись.

- Беру три, - сказал Порфирий.

Тишина. Все разглядывают свои карты. Молчат, посапывая.

- Це-це-це! - вдруг оживает Иван, пытаясь изобразить блеф. - Ещё бы одну скинуть и взять другую, вышел бы плешь-рояль. Бывает и такое, когда не везёт... - Сколько? - спрашивает он у Кролика, выгнув бровь, как бы говоря: "Посмотрим-поглядим, как ты плохо играешь в карты"

- Ставлю одну, - чуть торжественно произносит Кролик и, посунувшись вперёд, подвигает спичку от своей кучки в середину стола, в центр, где лежит банк.

- А я, - решительно заявляет Иван, - одной тебе отвечаю и добавляю сразу ещё - четыре.

- Я пас, - говорит Порфирий скучно; складывает свой веер и кладёт неровную жидкую стопку карт в сторонку, маша кистью руки и отводя в сторону расстроенную голову, показывая этим, что заранее сдаётся.

Яков Маркович нервничает, на лице его появляются пунцовые пятна. Он ещё и ещё раз разглядывает свои карты, поднеся их к своему большому носу, трусит, лихорадит, тянет время, якобы что-то считает в уме, и наконец, объявляет, будто освобождается от тяжкого груза:

- Я тоже пас. - И аккуратно выкладывает свой веер картинками кверху, любуясь собранным им "стритом".

Иван радуется, что блеф его удался, но своих карт не показывает (у него на руках было всего две пары). И небрежно загребает своей широкой, поставленной на ребро ладонью, лежащие на кону спички к себе.

За окном быстро темнеет. Над столом, чуть сбоку, висит на длинном витом шнуре лампочка, прикрытая сверху железным колпаком в форме шляпы китайского кули. От лампочки, горящей вполнакала, падает вниз конус слабого света. В нём пыль вроде мечущихся мошек. Тени от голов играющих тоже слабые. За стеной слышны радостные крики, голоса туристов. Ничто не предвещает катастрофы.

На турбазе "Солнечная Долина" шум и гам и тарарам, веселие, безделие. Оно и понятно: молодёжь, студенты, без царя в голове. Живут припеваючи, спустя рукава. Одним словом, не Содом, а Гоморра, не дом, а умора.

Парни лихо водку пьянствуют; безобразия нарушают; юмор насмешничают, славных девушек по углам пытаются прелюбодействовать; шум горлопанят; дурь хвастают. Девчата от них не отстают. Губки разными красками пачкают, приноравливают их к целованию. Ресничками трепещут мотыльками. Глазки посверкивают драгоценными камешками: яхонтами, сапфирами, аметистами, горным хрусталём. И постреливают они ими и налево и направо. Иные, угорелые, по коридорам носятся, визжат, хохочут, будто их под мышками щекочут. Иные лебедью плывут. Иные лошадками туда-сюда переступают, пританцовывают. Ножками топ-топ, каблучками хлоп-хлоп, сиськами нежных девичьих грудей дрыг-дрыг, крупом попки дёрг-дёрг, хвостиком виль-виль...

Вот вам и на дереве - автомобиль. Не-ет. Безделье никогда не доводит до добра. Это ещё бог Саваоф в раю толковал не раз дурёхе Еве. А после уж Володя Ленин то ж говорил, проживая в Женеве.

Вдруг где-то недалече что-то жутко грохнуло, как артиллерийский залп, прокатилось эхом, пометавшись меж гор. И смолкло. Зловеще.

- Что это? - с испугом спросил Кролик.

- Лавина, - сказал Иван, с трудом складывая карты в колоду, чтобы сделать новую раздачу; подошла его очередь.

И тут погас свет. И стало вдруг тихо, как в погребе.

- Вот, плять! - ругнулся Иван. - Фирка, сбегай, глянь, что там случилось. Зачем свет выключили?

Порфирий сбегал и скоро вернулся. Уже почти в полной темноте.

- Света нигде нет. Никто ничего не знает, что случилось.

- Пощупай-ка батарею, - велел тревожно Иван.

Порфирий потрогал радиатор водяного отопления, похожий на раздвинутые меха смолкнувшего баяна.

- Ну что?

- Вроде как холодеет.

- Это плохо, - сказал Иван сурово. - Видать, сурьёзная авария, братцы.

VIII

По странной дремучей логике советского общежития через стенку возле палаты 6 находилась не палата 7 или 5, как можно было бы ожидать, а палата 15. Видно, не последнюю роль в этом деле сыграли привычные переименования и последовавшая за ними перенумерация.

Палата 15 предназначалась для особо почётных гостей. Она так и называлась: гостевой номер. Впрочем, комната эта ничем особенным от других палат не отличалась. Те же коричневые стены из отполированных временем и потемневших лиственничных брусьев. В трещинах те же рыжие тараканы. Меж брусьев выглядывают тугие валики пропитанной извёсткой пакли. Так же потолок похож на паркет. Однако разница всё же была, хоть и небольшая.