Домбайский вальс (СИ)

Мама, я хочу домой...

Последнюю строчку он повторил голосисто, громче, протяжнее, нажимая на ударные гласные:

Ма-ма, я хочу домо-ой!

- Пойти туалетных принадлежностей прикупить, - раздумчиво повторил Яков Маркович, заторможено, меланхолично.

- Вскорости Вовка подрастёт, - размечтался Иван. - Сынок мой, Владимир Иваныч, пять годков ему. На рыбалку, на охоту будем вместе мы ходить. Потешный, гад! Ты, говорит, папаня, не пей и мамку не обижай. А я её не обижаю, я её - люблю. Вот те крест! Иной раз бывают колотушки, когда переберу. Я прощения попрошу. Она простит. И все дела. Она мне свет в окошке, ласточка моя. Ну, ладно, хватит сопли жевать. Давайте сыграем.

- Втроём неинтересно, - проныл Порфирий.

- Я не буду, - решительно заявил Яков Маркович.

- Почему, братец Кролик?

- Я не умею, вот почему.

- Это ты врёшь. Сразу видно, что врёшь. Я видел, с каким ты неподдельным интересом слушал, когда нам Петька её показывал. Врёшь, врёшь.

- Всё равно не буду.

- Это почему так перпендикулярно?

- Не буду и всё.

- А если я тебя попрошу. Лично.

- Хоть как проси. Сказал - не буду.

- А если я тебя очень сильно попрошу.

- Я тебе уже сказал: нет и всё. Отстань от меня.

- Хочешь, братец Кролик, я тебе новую частушку покажу? Которой научил меня Лёха Липатов с гидростанции. Слушай:

Моя милка сексопилка и поклонница минета,

Мы с ней вместе осуждаем диктатуру Пиночета...

Иван побулькал мокротными смешками, провёл пальцем поперёк струн, потряс грифом, продлевая звук, и прихлопнул его ладонью.

- Как? Правда, ништяк ржачка?

Яков Маркович не знал, что такое "сексопилка", и уж тем более не знал, что такое "минет". Но опыт прожитых лет подсказывал ему, что это что-то постыдное и гадкое. Он побледнел и отвернулся.

- Ну, хорошо. Хочешь, я перед тобой на колени стану? - Иван снял ногу со стула и положил гитару на кровать. - Давай сыграем. Чего тебе стоит?

А не то, я пойду за стенку с академиками спорить. Страсть люблю спорить на разные темы. Потешный старикан этот Неделя. От придумал себе фамилию! Прямо для футбольной команды - вместе с Понедельником играть. Ну, так как, сыграем? Я братцем Кроликом обещаю тебя больше не звать. Буду величать исключительно Яковом Марковичем. Даю честное слово. Санитарной обработкой своей наружности после займёшься. Фирка, чёрт паршивый! Чего ты там возишься? Живо садись к столу. А не то сейчас другой глаз подсиню.

Иван шутливо замахнулся своим огромным кулаком.

- Иду, иду! - торопливо согласился Порфирий, укладывая свою "сбрую" в тумбочку. - Сейчас.

- Вот видишь, Яков Маркович, дорогой товарищ Кролик, и отрок хощет. Его пожалеть надо, ему фотографию попортили. Составь нам компанию, сделай милость.

- Ох, и липучий ты, Ваня! - сказал Яков Маркович с тяжким вздохом. - От тебя не отвяжешься. - Он положил свою мыльницу, приготовленную для умывания, на тумбочку и начал подниматься, чтобы встать с кровати.

- Братец Кролик... Ой, пардон, нежданчик выскочил. Товарищ Яков Маркович, я тебя люблю. Ты смелый человек, я тя уважаю, чёрт тебя дери!

Яков Маркович вздрогнул, дёрнувшись сутулыми плечами.

- Эх, мать честная, матка боска! Щас бы писца кружечку! - мечтательно проговорил Иван. - Готов душу продать. Фирка, тащи картинки!

Иван взял с кровати гитару и пропел с грустинкой в голосе:

Тишины в сраженьях мы не ищем

И не ищем отдыха на марше...

Он последний раз ущипнул струны гитары и положил её на место, на "стервант". На чёрном блестящем грифе выделялся этакой завитушкой голубой бант. Порфирий достал из ящика тумбочки ветхую колоду карт. До такой степени замусоленную и жирную, что из неё, по заверению Лесного, в данный момент отсутствующего, можно было варить суп. Стол придвинули к кровати Ивана, чтобы освободить проход. Стол качался. Его долго двигали так и эдак, он всё равно качался, сукин сын, как пьяный.

- Пол неровный, - заключил авторитетно Иван.

Порфирий сложил несколько раз обрывок газеты и подсунул его под одну из ножек стола. Попробовали - стол перестал качаться. Расселись по стульям, придвинулись к столу. Яков Маркович причесался поперёк лба, дунул на расчёску. Иван высыпал из коробков на стол целую гору спичек. Это были фишки. Договорились, что спичка имеет цену в гривенник. Каждый отсчитал себе по тридцать спичек, придвинул их к себе и положил на кон по две спички, то есть по 20 копеек.

- Фира, выкидывай шепёрки - народу мало, - распорядился Иван. - Да поди запри дверь на ключ. А то неровён час Левича принесёт. Разведёт баланду, начнёт мораль читать. Терпеть не могу всяких начальников, всех этих моралистов. То не так и это не так. И то плохо и это нехорошо. Как будто они в самом деле знают, что такое хорошо и что такое плохо.

- Потому что ответственность, - рискнул высказаться Яков Маркович.

- Да брось ты, братец Кролик, разводить турусы на колёсах. Ответственность понятие ископаемое.

Порфирий тщательно перетасовал колоду. Карты плохо слушались, трёпанные, и не хотели лезть в колоду, цепляясь размочаленными краями. Дал снять Кролику и сдал каждому по пять карт рубашками кверху, стараясь их небрежно пулять, разбрасывая кистью.