Домбайский вальс

На широкой мохнатой Машкиной спине, как на пьедестале, сидела необычного вида большая ворона по кличке Филька, а рядом с короткими, словно раздутыми в коленках ногами ишака стояла и дорожала от холода собака Найда такой редкой породы, что даже обычное имя «дворняга» ей не подходило. Её морда сплошь заросла длинными, жёсткими, перепутанными волосами неопределённого грязного цвета, сквозь которые, как через сетку, поглядывали умные злые глаза. Надо ли говорить, что морда собаки тоже была покрыта густым инеем? Наверное, надо, ибо, в отличие от ишака и вороны (у которой инея вообще не было) волоски на морде Найды обледенели, превратившись в тонкие сосульки. Если бы люди имели такой острый слух, как у Мальвины или Пьеро из сказочного кукольного театра Карабаса–Барабаса, то они могли бы услышать, как позванивают эти сосульки, когда Найда дрожала головой от холода. Но люди таким тонким слухом не обладали, поэтому музыкальное перезванивание ледышек они не слышали.

Когда и как Найда и Филька попали на Домбайскую поляну, никто толком не знал. На этот счёт ходили самые противоречивые смешные мнения, доверять которым безоговорочно никто не решался. Со временем оказалось, что Найда была не сукой, а кобелём, а птица была не вороной, а вороном. Если кто-либо из доверчивых читателей подумал, что ворон это муж вороны, то смею вас заверить, что он невольно заблуждается. В данном случае Филька является представителем совсем другой птичьей породы, нежели ворона, хотя в то же время они вместе принадлежат к одному семейству вороновых. У ворона больший, чем у вороны, размер тела и, соответственно, размах крыльев, большой толстый горбатый клюв, сплошь чёрное, как смоль, блестящее оперение с синеватым отливом и похожие на пуговицы глаза с чёрными умными зраками. Из всей этой забавной «святой троицы», подружившейся на почве разбоя, сиротства и тоски без подруг, Филька оказался самой колоритной фигурой, ибо он ещё до прибытии в Домбай был где-то и кем-то научен говорить скрипучим щёлкающим голосом, словно он грыз орехи, отдельные непристойные слова, похожие на человечьи. Это был широко распространённые в туристской среде слова из лексикона изящной матерщины, повергавшие застенчивых девиц в целомудренное изумление, а туристов мужеского пола – в безудержное веселие с неуёмным желанием обогатить Филькин запас слов новыми неприличными оборотами речи.

Вот с этой бандитской троицей и встретились на мосту наши путники.

Председатель Ставропольского краевого совета по туризму Григорий Степанович Лашук грозно нахмурился. Ему в последнее время ещё никто так вызывающе и твёрдо не осмеливался преградить путь. Он сделал неуверенную попытку обойти ишака Машку со стороны хвоста. Но хвост заработал часто-часто, как будто показывал какое-то предупреждение, намекая на особо прочные Машкины копыта. Собака Найда оскалила страшные жёлтые клыки и злобно зарычала. Машка задрала высоко верхнюю бархатную губу, хищно обнажив при этом похожие на густую речную, сине-розового окраса, тину дёсны с торчащими из них вниз длинными жёлто-коричневыми, будто прокуренными, зубами, подняла в небо свою тяжёлую морду и вдруг огласила Домбайскую поляну пронзительным, прерывистым, захлёбывающимся криком. Из паховой части живота у неё начала высовываться чёрная неприличная штуковина, напоминающая то ли змею, то ли кишку, то ли туго наполненный водой резиновый шланг. Завершая цирковое представление, Машка, не стесняясь присутствия высокого начальства, громко пукнула, выпустив с шипением из заднего прохода дурно пахнущий крепкий воздух, и посмотрела с интересом на самого большого из троих людей.

Филька наклонил с изящным поворотом голову, с мощным горбатым клювом, почти превышающим размеры его головы, посмотрел лукавым чёрным глазом на людей и неожиданно отчётливо прощёлкал внятным человечьим голосом, как будто это был Кащей Бессмертный:

– Уху ели? Дура, дура, дура…

– Эта шта такое? – спросил в растерянности Лашук, не понимая, как ему следует поступить в такой необычной ситуации; нижняя губа его при этом тяжело и обиженно отвалилась.

– Григорий Степанович, дорогой мой человек! – поспешил вклиниться в ситуацию Левич. – Не принимайте этот нелепый казус близко к сердцу, я вас умоляю и сердечно прошу. Я сей момент всё улажу, комар носу не подточит. Они, эта банда, чёрт бы их побрал, не тронутся с места, пока им не предложишь каждому по куску свежего хлеба.