— Еслибъ я не зналъ, что онъ меня горячо любитъ и никогда не ршится безъ моего согласія уйти на корабль, его отсутствіе очень встревожило бы меня, — проворчалъ м-ръ Гильсъ, постукивая пальцами о стекла двухъ или трехъ барометровъ, — да, очень встревожило бы. Вс барометры упали! Какая мокрота на улицахъ! Мн кажется, — продолжалъ онъ, сдувая пыль со стекла компаснаго ящика, — эта стрлка не такъ постоянна, какъ привязанность Вальтера!
— Дядюшка!
— А, это ты, мой милый! — вскричалъ мастеръ морскихъ инструментовъ, быстро поворачиваясь назадъ. — Насилу-то воротился!
Въ комнату вбжалъ веселый, быстроглазый, кудрявый мальчикъ, съ лицомъ, покраснвшимъ отъ поспшной ходьбы на дожд.
— Ну, дядюшка, что ты безъ меня подлывалъ? Готовъ ли обдъ? Мн ужасно хочется сть.
— Что подлывалъ? — добродушно сказалъ Соломонъ. — Разв мн нечего длать безъ такого повсы, какъ ты? Обдъ ужъ съ полчаса готовъ, и я тоже проголодался!
— Такъ идемъ, дядюшка, — вскричалъ мальчикъ, — да здравствуетъ адмиралъ.
— Пропади онъ совсмъ! — возразилъ Соломонъ Гильсъ. Ты врно хотлъ сказать о лордъ-мер?
— Вовсе нтъ! — Да здравствуетъ адмиралъ! Да здравствуетъ адмиралъ! Маршъ впередъ!
При этой команд валлійскій парикъ и его хозяинъ безъ сопротивленія были втиснуты въ маленькую контору. Дядюшка Соль и племянникъ усердно принялись за холодное, имя въ перспектив отличное блюдо жаркого.
— Да здравствуетъ лордъ-меръ, любезный Валисъ! — сказалъ Соломонъ. — На что намъ адмиралы! Теперь твой адмиралъ — лордъ-меръ.
— A кто это повсилъ на гвоздь мою серебряную кружку? — спросилъ молодой человкъ.
— Я, — отвчалъ дядя, — она теперь не нужна; мы сегодня станемъ пить изъ стакановъ, Вальтеръ, какъ люди дловые, какъ граждане. Не такъ ли? Вдь съ ныншняго утра мы вступили съ тобой на широкую дорогу жизни.
— Хорошо, дядюшка, — сказалъ мальчикъ, — я буду пить за твое здоровье изъ чего угодно и сколько могу. Да здравствуетъ дядюшка Соль и…
— Лордъ-меръ! — прервалъ старикъ.
— Да здравствуетъ лордъ-меръ и вся городская дума! — вскричалъ мальчикъ.
Дядя съ величайшимъ удовольствіемъ кивнулъ головой.
— Ну, теперь раскажи-ка намъ про свой торговый домъ! — прибавилъ Соломонъ Гильсъ.
— О, дядюшка, про него нечего много разсказывать, — отвчалъ мальчикъ, усердно работая ножемъ и вилкой, — контора ужасно темна и угрюма; въ той комнат, гд сижу я, — высокій каминъ, желзная касса, нсколько картъ, календарь, пюпитры, стулья, чернильница, книги, коробки и пропасть паутины, такъ что одна густая гряда прямехонько виситъ надъ моей головой.
— И больше ничего? — спросилъ дядя.
— Ничего, кром старой клтки, — не знаю, какъ она туда попала! — да еще корзинки съ углями.
— A счетныя, вексельныя, долговыя книги и другія принадлежности коммерческихъ оборотовъ богатаго дома? — сказалъ старикъ, внимательно взглянувъ на племянника сквозь туманъ, постоянно помрачавшій его глаза, и придавая особенное выраженіе словамъ.
— О, этого добра я думаю, очень много, — отвчалъ безпечно мальчикъ, — но вдь все это лежитъ въ комнатахъ м-ра Каркера, м-ра Морфина или м-ра Домби.
— Былъ сегодня въ контор м-ръ Домби? — спросилъ дядя.
— О, да! Онъ очень часто приходилъ и уходилъ.
— Съ тобой, разумется, ничего не говорилъ?
— Нтъ, говорилъ. Проходя мимо меня — какой суровый, жестокій человкъ! — онъ сказалъ: — "а, ты сынъ м-ра Гильса, мастераморскихъ инструментовъ?" — Племянникъ, сэръ, — отвчалъ я. — "Ну, да, любезный, я и говорю, племянникъ", — возразилъ онъ. A право, дядюшка, онъ назвалъ меня твоимъ сыномъ, a не племянникомъ.
— Ты ошибся, мой другъ, — вотъ и все. Да впрочемъ небольшая бда.
— Конечно, небольшая. Только непріятно, что онъ такъ гордъ и грубъ. Потомъ м-ръ Домби сказалъ, что ты говорилъ съ нимъ обо мн, что онъ нашелъ мн мсто въ своей контор, что я долженъ быть прилеженъ, аккуратенъ и… уменъ. Кажется, я не слишкомъ ему понравился.
— Ты хочешь сказать, — замтилъ старикъ, — что онъ не слишкомъ теб понравится.
— Можетъ быть, и такъ, дядюшка, — отвчалъ улыбаясь мальчикъ, — только я объ этомъ не думалъ.
Посл обда Соломонъ развеселился и отъ времени до времени посматривалъ на племянника. Когда убрали со стола и сняли скатерть, — кушанье было принесено изъ сосдняго трактира, — онъ спустился въ погребъ въ сопровожденіи мальчика, который со свчею въ рукахъ остановился на сырой лстниц. Порывшись нсколько времени въ разныхъ углахъ, онъ воротился со старой, заплесневлой бутылкой, покрытой пылью и пескомъ.
— Что ты длаешь, дядюшка, — вскричалъ мальчикъ, — вдь это твоя завтная мадера? Ея всего дв бутылки.
Старикъ Соль значительно кивнулъ своей головой, давая знать, что понимаетъ въ чемъ штука, и съ торжественной важностью вытащилъ пробку. Потомъ онъ налилъ два стакана и поставилъ бутылку на столъ вмст съ третьимъ пустымъ стаканомъ.