Домби и сын

— Милая тетенька, — воскликнула Флоренса, съ живостью становясь передъ нею на колѣни, чтобы смотрѣть ей прямо въ лицо, — говорите мнѣ о папенькѣ, сдѣлайте милость говорите, больше и больше, не въ отчаяніи ли онъ?

Это восклицаніе чрезвычайно растрогало миссъ Токсъ. Быть можетъ, показалось ей, что сердце отверженнаго дитяти проникалось трогательнымъ участіемъ къ страдающему отцу или она увидѣла пламенное желаніе обвиться около сердца, переполненнаго нѣжностью къ ея умершему брату, или просто ее поразилъ отчаянный вопль заброшеннаго сиротливаго дѣтища, для котораго теперь весь міръ превращался въ мрачную и безлюдную пустыню, какъ бы то ни было, только миссъ Токсъ, при взглядѣ на дѣвушку, стоящую на колѣняхъ, пришла въ трогательное умиленіе. Забывая величіе м-съ Чиккъ, она погладила Флоренсу по головкѣ и, отворотившись назадъ, испустила обильный потокъ горьчайшихъ слезъ, не дожидаясь на этотъ разъ предварительныхъ наставленій отъ своей премудрой руководительницы.

Что всего удивительнѣе, даже м-съ Чиккъ, дама съ твердымъ и возвышеннымъ характеромъ, потеряла при этомъ присутствіе духа и пребыла безмолвною, взирая на прекрасное юное лицо, исполненное невыразимой нѣжности и состраданія. Вскорѣ, однако-жъ, она совершенно оправилась и, возвышая голосъ, — a извѣстно, что возвысить голосъ и возвратить присутствіе духа одно и то же — продолжала свою рѣчь съ важнымъ достоинствомъ:

— Флоренса, милое дитя мое, твой бѣдный папаша по временамъ бываетъ очень страненъ, и спрашивать меня о немъ почти все равно, что спрашивать о такомъ предметѣ, котораго я, право, не понимаю. Кажется, никто больше меня не имѣетъ надъ нимъ власти, и при всемъ томъ въ послѣднее время онъ очень мало говорилъ со мною. Я видѣла его раза два или три, да и то мелькомъ, все равно, что вовсе не видѣла, потому что его кабинетъ постоянно закрытъ. Я сказала твоему папѣ: — "Павелъ!" — я именно такъ выразилась. — "Павелъ! почему бы тебѣ, мой другь, не принять чего-нибудь возбудительнаго?" A твой папа отвѣчалъ: "Луиза, пожалуйста оставь меня. Мнѣ ничего не нужно. Мнѣ очень хорошо и одному". Если бы завтра, Лукреція, допросили меня передъ судомъ, я бы поклялась, что онъ произнесъ именно эти слова.

Миссъ Токсъ выразила свое удивленіе слѣдующимъ изреченіемъ:

— Вы, милая Луиза, всегда поступаете методически.

— Короче сказать, моя милая, между мной и твоимъ папашей до нынѣшняго дня ничего не произошло, такъ-таки рѣшительно ничего. Когда я напомнила ему, что сэръ Барнетъ и леди Скеттльзъ прислали къ намъ очень пріятное письмо… Ахъ, Боже мой! какъ леди Скеттльзъ любила нашего ангельчика! — куда дѣвался мой платокъ?

Миссъ Токсъ вынула изъ ридикюля и подала карманный платокъ.

— Чрезвычайно пріятное письмо. Они принимаютъ въ насъ самое искреннее участіе и просятъ тебя, Флоренса, къ себѣ. Для тебя нужно теперь развлеченіе, моя милая. Когда я сказала твоему папашѣ, что я и миссъ Токсъ собираемся домой, онъ только махнулъ рукой; a потомъ, на мой вопросъ: не будетъ ли съ его стороны препятствій къ твоему выѣзду? онъ отвѣчалъ: "Нѣтъ, Луиза, дѣлай, что хочешь".

Флоренса подняла на нее заплаканные глаза.

— Впрочемъ, ты можешь, если угодно, и не ѣхать къ Скеттльзамъ. Оставайся, пожалуй, дома или поѣзжай со мной.

— Я хотѣла бы, тетенька, остаться дома.

— Какъ тебѣ угодно. Я, впрочемъ, заранѣе знала, что ты сдѣлаешь странный выборъ. Ты всегда была очень странна, даже дика, смѣю сказать. Всякая другая на твоемъ мѣстѣ послѣ того, что случилось — милая Лукреція я опять затеряла платокъ — поставила бы за особенную честь воспользоваться такимъ пріятнымъ приглашеніемъ.

— Я бы не хотѣла думать, — отвѣчала Флоренса, — что мнѣ надобно чуждаться нашего дома. Не хо тѣла бы, милая тетенька, воображать, что его… его верхнія комнаты должны теперь оставаться пустыми и печальными. Позвольте мнѣ никуда не выѣзжать. О, братецъ, милый братецъ!

Это было естественное непобѣдимое волненіе, и оно пробивалось даже между пальцами, которыми бѣдная сиротка закрывала свое лицо.

— Что-жъ такое, дитя мое? — сказала м-съ Чиккъ послѣ короткой паузы. — Я ни въ какомъ случаѣ не намѣрена тебѣ дѣлать непріятностей: ты сама это знаешь. Хочешь остаться дома, — и оставайся съ Богомъ. Можешь дѣлать, что тебѣ угодно. Никто не принуждаетъ тебя, Флоренса, да никто и не захочетъ принуждать: кому какое дѣло?

Флоренса печально кивнула головой.

— Я принялась было совѣтовать твоему бѣдному папа, — продолжала м-съ Чиккъ, — развлечь себя прогулкой и перемѣною мѣстности, a онъ отвѣчалъ, что въ непродолжительномъ времени намѣренъ сдѣлать загородное путешествіе. Надѣюсь, онъ скоро отправится, и чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше. Быть можетъ, вечеръ или два онъ займется еще бумагами и другими дѣлами, соединенными — ахъ, Боже мой! куда это все дѣвается мой платокъ? Лукреція, подайте пожалуйста свой. — Отецъ твой, дитя мое, Домби, — краса и честь фамиліи. За него бояться нечего. Онъ сдѣлаетъ усиліе, — заключила м-съ Чиккъ, осушая съ большимъ стараніемъ заплаканные глаза противоположными углами платка своей пріятельницы.