Домик на болоте

– Юрий Павлович.

– Герой, герой! – заговорил опять Петр Сергеевич. –

Прямо герой! Смотри, какие доценты бывают!..

Один за другим входили в комнату запыхавшиеся преследователи. С наганами в руках, возбужденные,

грязные, тяжело дыша, они толпились вокруг лежащего на полу Грибкова.

– Ну, ну, товарищи, – сказал я сердито, – что это вы, в самом деле! Как-никак, следствие идет. Прошу прощения, но придется всем лишним оставить комнату.

По совести говоря, не очень довольные у них были лица. Действительно, жалко было выгонять их на улицу.

Но, делать нечего, беспрекословно, один за другим, они вышли из комнаты. Остались Костровы, Вертоградский и

Петр Сергеевич.

III

– Ну-с, Петр Сергеевич, – спросил я, – так значит, товарищ Грибков на хорошем счету в отряде?

Интендант развел руками:

– Артист, ничего не скажешь…

– Ведь ты говорил, что его из другого отряда прислали и вы в том отряде проверили?

– Проверили, – подтвердил Петр Сергеевич. – Так как же?

– Голова кругом идет. Единственное, что на ум приходит – да, наверно, так и есть, – что вышел из того отряда настоящий Грибков, а пришел к нам ненастоящий.

– Не понимаю, – сказала Валя.

– Да очень просто: по дороге убили и забрали документы. Иначе не может быть. Я сам разговаривал с его прежним начальством, спросил, действительно ли к нам партизан Грибков послан. «Действительно, – говорит, –

послан». – «А что он, – спрашиваю, – за человек?» – «Хороший, – говорит, – человек». Конечно, надо бы поточней проверить. Ну, что ж делать, не предусмотрели…

Костров с сердцем стукнул ладонью по перилам лестницы:

– Эх, Петр Сергеевич, что мы из-за него потеряли!

– Может, еще и найдется, – успокаивающе сказал интендант.

– Куда там! – Костров махнул рукой. – Я не маленький, я отлично всё понимаю, нечего меня утешать. Конечно, Юрий Павлович не виноват, на его месте каждый бы выстрелил, но, думается мне, этот выстрел нам дорого обошелся.

– Почему же? – спросил Петр Сергеевич.

Хороший он был человек и неглупый, но соображал довольно медленно. Костров был слишком возбужден, чтобы быть вежливым.

– Что же вы, не понимаете, что ли? – резко сказал он. –

Да ведь это же яснее ясного. Единственный человек, который мог указать, где вакцина, это Грибков – тот, кто ее украл и спрятал. Подите спросите у него! Где вы искать будете? На болоте? В дуплах? Под кочками? – Костров решительно подошел ко мне, в возбуждении пощипывая бородку. – Я не вмешиваюсь в ваши дела, Владимир Семенович, – сказал он, – вы следователь, а я биолог, и, надо думать, вы лучше меня знаете, как ловить преступников, но только, я вам скажу, есть вещи, которые ясны и неспециалисту. Если бы вместо того, чтобы качаться в качалке и вспоминать с Валей старину, вы сразу занялись делом, так, наверно, вакцина уже лежала бы у меня в кармане.

– Папа, – сказала Валя, – успокойся и перестань. Ты не имеешь права так говорить.

– Нет, имею! – Старик окончательно вышел из себя. – Я

годы потратил на эту работу! Я не спал неделями! И я буду жаловаться. Я буду жаловаться на то, что сюда прислали неквалифицированного специалиста – на серьезное дело направили начинающего работника. К тому же еще, извините меня, Владимир Семенович, до крайности легкомысленного…

Он весь кипел. У него, наверно, много еще было в запасе злых и сердитых слов, но он сдержался, махнул рукой, повернувшись быстро поднялся по лестнице и с шумом захлопнул за собою дверь.

Сердитый был старик, но хороший. Мне он всегда нравился, даже сейчас.

Все молчали. Потом Валя сказала:

– Вы извините папу, Володя, он очень нервничает. Ему очень дорога эта вакцина.

Я усмехнулся.

– Это естественно, – сказал я. – Вероятно, я на его месте и не так бы еще ругался. Но простите, товарищи, мне придется продолжать работу. Вас, Валя, я попрошу пойти к

Андрею Николаевичу, успокоить его и посидеть с ним. Я

буду осматривать труп и заниматься разными вещами, при которых совсем не обязательно присутствовать… Петр

Сергеевич, хорошо, если бы вы организовали поиски телеги и лошади. Теперь светает, можно уже этим заняться. Я

вас только попрошу поставить вокруг дома охрану.

– Охрану? – удивился Петр Сергеевич. – От кого ж теперь охранять? Ведь Грибков убит.

– Так-то оно так, а все же лучше застраховаться: вдруг у него был сообщник?

– Пожалуйста, – сказал Петр Сергеевич. – Как хотите.

Он кивнул головой и вышел. Я думаю, что в душе он был совершенно согласен с Костровым в оценке моей работы, но он был дисциплинированный человек и считал себя обязанным выполнять мои требования.

– А вам, Юрий Павлович, – сказал я, – советую пойти на кухню – там есть топчан, – лечь и поспать.

– Я не засну, – сказал Вертоградский.

– Ну все равно, посидите, помечтайте, скоро солнце взойдет. Я вас попрошу только из кухни не уходить. Может быть, мне придется попросить вас помочь мне.

– Хорошо, – сказал Вертоградский, – я буду там.

Он вышел на кухню. Валя немного замешкалась. Ей, наверно, хотелось утешить меня в моих неудачах, но она не нашла слов или просто не решилась сказать их и молча поднялась наверх к отцу.

Наконец я остался один.