Домик в дачном поселке

Те бабки были моим бонусом. Потому-то на деньгах имелись мои отпечатки пальцев.

Грош с них не поимел ни гроша.

Швитезянка, в силу обстоятельств, тоже ничего не поимела.

А Поремба, это естественно, видел меня в тойоте возле нашего домика. Вроде бы и ничего страшного, но он мог вспомнить, когда это было, а я не могла допустить, чтобы он вспомнил. Я знала, что червяки, раньше или позднее, выдадут тайну даты смерти швитезянки. И я хотела закончить дело с Порембой как можно скорее, но его посадили за решетку. А когда уже выпустили, мне нельзя было терять времени.

В данной ситуации Янеку как-то не с руки подавать на развод. Так что никогда он не будет твоим. Впрочем, он и так уже твой, но, как бы это сказать, нелегально.

Даже и не знаю, чего я напартачила в нашей жизни, что ему пришлось найти себе тебя, а потом, когда ты не захотела принять участия в этой находке, он высмотрел себе швитезянку.

Собственно говоря, зная обо всем, я могла бы послать швитезянку очень далеко и грубо, и даже собиралась так сделать, но она смеялась мне в глаза, а еще, как у всех этих русских баб, у нее имелось, как минимум, два золотых зуба^[71], а я ведь, что ни говори, дантистка…

Не ожидала я такой реакции со стороны дамы из среднего класса.

Она упала и грохнулась головой о стенку.

А что было дальше, тебе уже известно.

Наверняка тебе захочется узнать, на кой ляд я наделала столько шуму, обращая внимание на наш домик, вместо того, чтобы сидеть тихонечко?

Мне хотелось получить бумажку о том, что это не я ее убила.

Знаю, у меня поехала крыша.

Но если бы следствие закончилось тем, что дело просто прикрыли, это было бы так, что швитезянку мне тоже прикрыли бы.

Я и не предполагала, что какой-то урод из полиции, явно кандидат на чин повыше, влезет в регистрационные номера и захочет сравнить их с регистрационными номерами Янека и меня самой. Он наверняка уже знал номер моей мазды и не обнаружил его в списке. Тогда он начал сравнивать все номера, ну и сравнил.

Польская полиция, если хочет, работает все лучше и лучше.

И они отыскали и сохранили ту истлевшую веревку и тщательно ее обыскали. Так они обнаружили кусочек моего ногтя.

Теперь юристы начнут споры о том, было ли это убийством в состоянии аффекта или предумышленным.

Но им никогда не установить, знала ли я о том, была ли еще жива швитезянка, когда я затащила ее в лодку.

Различия в оценке данного факта — это, плюс-минус, десять лет.

Только что-то мне говорит, будет больше.

Я всегда подозревала, что полиция читает нашу переписку, так что таким вот путем…

С учтивым приветом,

Александра Гловацкая.

P.S. А все-таки Янек оказался рыцарем: он не только защищал тебя передо мной в том заключении, не говоря уже о вашей встрече пятнадцатого июня; но и меня саму, ведь он же знал, что в тот день я отправилась в Гданьск на его тойоте. Если бы не знал, то поехал бы на ней к тебе, ха-ха-ха! Вот это было бы слишком для его рассеянности.

Наверняка тебе захочется узнать, зачем я показывала полицейским тот кусочек газеты, найденный под лодкой? Как я уже только что упоминала, мне хотелось предоставить следователям все данные, которые помогли бы наказать убийцу… Ведь это должна была быть, чтобы там не говорили, честная игра.

Нет, я не боялась того, что Янека или тебя обвинят в этом преступлении. Я знала, что у вас имеется алиби, и что вы им воспользуетесь, как только червяки скажут правду о дате смерти швитезянки. Откуда я об этом знала? Подслушивала ваши телефонные разговоры. Все это до отвращения просто, согласна, зато эффективно. Оттуда же я узнала и про швитезянку.

Ты, Алексис, никогда бы не прибегла к таким способам. У тебя не было бы необходимости в них. Янек, попросту, тебе бы не изменял. А если бы он тебе надоел, ты бы развелась, что бы там ни было.

В этом вся ты.

Что же, ты никогда не ошибалась в отношении меня. Вечно я раздумывала над тем, ну почему ты поддерживаешь дружеские отношения с нашей семьей при одновременном отсутствии симпатии ко мне лично. Все дело в Янеке, так?

Вы слеплены из одной и той же глины, потому-то никогда, это же наверняка, вы не поцеловались.

Твоя болезнь наконец-то позволила вам говорить друг с другом откровенно.

Потому-то Янек и сбежал к швитезянке. Он посчитал это наилучшим выходом. И еще он пришел к выводу, что таким образом у него будет чистая совесть. Придурок.

Я всегда догадывалась о вас, может потому и была для Янека плохой женой.

И я издевалась над вами, над этим вашим благородством.

Только это я и могла.

Присутствие швитезянки в нашей тройной жизни сбило меня с ног.

Такого я и подозревать не могла.

Поначалу я даже обрадовалась, что Янек отмочил с тобой такой вот номер. Но потом поняла его мотивы.

Мне хотелось ее высмеять, сказать, что мне известно не только о ней, но и о вас. Но только это она высмеяла меня. И наехала на мои амбиции. И вот тогда я не выдержала.

А уже потом, когда она валялась на полу, такая бессильная, мне ведь нужно было что-то с ней сделать… Я же сама мечтала лишь о том, чтобы всяческий след от случившегося исчез.

Мне нужно было только лишь это, но никак не меньше…