Доминика

Кеша утверждал, что я последний мудак. Даже после того, как я его избил, не побоялся и решил со мной поговорить. Сказал, что все делал в моих интересах. Что если бы не думал обо мне, то и не поддерживал бы ее и моего сына. Просто ждал подходящего момента, чтобы все рассказать. Ему не хотелось терять доверие Доминики, но в то же время тяготила ложь. И он искал во мне хоть какое-то проявление чувств к ней. Но не находил, вот и молчал. Но планировал сказать в скором времени.

Малой вообще выдал! Начал напоминать, что я вытворял, после того, как она ушла. Со сколькими я бабами перетрахался, как напивался и буянил. Фактически, только Малой и знал о моих чувствах к ней, так как все время находился рядом.

Отец и Кеша в это время раскручивали бизнес в Москве. А вот Валентин был рядом как юрист, помогал провернуть все сделки и курировал всю документацию. И в свободное от работы время наблюдал за моим разгульным образом жизни. Я мало спал тогда, работы было много. Но как только появлялась свободная минута, все мысли уходили к ней. И чтобы от них избавиться, опять цеплял телок, приводил в квартиру и нашими телодвижениями и девичьими стонами не давал Вальке спать. Он уходил, ругаясь на меня и на них, что велись на меня.

Иногда телок не хотелось видеть, хотелось видеть только ее… вот тогда я пил, а после Валька выслушивал, как мне хреново, как хочу вернуть Доминику, но пока нет возможности этим заняться. Надо дела разрулить. Жаловался на Леху и его самодеятельность.

В общем, Валька мне все припомнил. И со словами: «Или она должна была себя так же вести, как и ты, чтобы забыть?! Тогда бы ты ее понял? И не возмущался бы так, как возмущаешься сейчас! Если бы она по клубам с мужиками разными сношалась, да коктейлями накачивалась, тебе было бы проще? И ты бы ее простил и понял бы?» – обрушился на меня

И я понял.

Понял, что не должен был так на нее наезжать. Что каждый страдает так, как умеет. Я пил и по девкам шлялся. А она тихо страдала, не могла забыть предательства. Хотела себя всячески отделить от меня, а малыш все карты ей спутал. И стал живым напоминанием . Вот она и подумала о том, чтобы отдать его нуждающейся в детях семейной паре. Но, слава богу, одумалась и оставила сыночка. Моя девочка!

Еще и Леха, оказывается, все подстроил для нашего воссоединения.

В общем, я понял, что мне никак нельзя ее отпускать. Ни из этого дома, ни из своей жизни.

– И еще, хотел поблагодарить тебя.

Она не понимает, о чем я. Удивлена моим словам.

– За имя, которое ты дала малышу. Юлий. Ты же это из уважения к моей матери сделала?

Она улыбнулась.

– Просто я помнила, с какой теплотой ты говорил о маме, о ее любви к языку, о ее выборе имен для всех вас. И мне показалось, что ты бы тоже хотел продолжить эту традицию.

Я сделал три быстрых шага в ее направлении, схватил за плечи, поднял до своего уровня и впился в ее губы поцелуем.

Девочка моя все же думала обо мне в то время и хотела сделать приятно. Проявила уважение к памяти о моей матери, назвав моего сына именем латинского происхождения, как это делала моя мама. Хотя, зная ее, возможно, к внукам она бы применила другую теорию и дала бы им греческие имена или еще какие-нибудь. У матери была буйная фантазия и неуемный оптимизм.

Дверь с размаху распахнулась и ударилась о стену. На этот звук мы с Доминикой и отвлеклись.

В проеме двери стоял Валентин, немного взволнованный.

– Мне, конечно, жаль вас прерывать, но, Ника… там Юлик проснулся и плачет. У Лаймы никак не получается его успокоить. Может, поднимешься?

Доминика сразу напряглась и хотела ринуться к выходу из кабинета, но я все так же держал ее за плечи, не отпуская.

Она с недоумением перевела на меня встревоженный взгляд.

– Позволь мне пойти с тобой.

Недоумение сменилось удивлением, а потом одобрением и улыбкой на лице.

– Да, конечно. Побежали?

И мы, взявшись за руки, побежали по коридору, по лестнице и до дверей гостевой комнаты.

Первой вошла Доминика, вслед за ней прошел в комнату и я.

Юлий был на руках у Лаймы, и она, укачивая, напевала ему колыбельную.

Но малыш не успокаивался и продолжал плакать. Глаза у него были закрыты, и создавалось впечатление, что он плачет во сне.

Доминика подошла к подруге и забрала ребенка. Начала ходить по комнате, так же напевая какую-то колыбельную малышу.

Лайма кинула на меня недовольный взгляд, а затем, получив одобрение Доминики, покинула комнату.

Юлик понемногу затих, а я с восторгом смотрел на эту девушку и понимал, что люблю ее еще сильнее.

Но вот минут через десять, когда она все еще расхаживала по комнате и успокаивал малыша, я понял, что ревную ее к ребенку, потому что за все это время она не посмотрела на меня ни разу!!! Все ее внимание забрал он!

Да что же это происходит со мной?!

Если так пойдет и дальше, у нас все закончится, не успев начаться.

Наймем няню. Пока ребенок такой маленький, он будет занимать все время Доминики. А я так не хочу.