Доминион

– Мы не в состоянии больше удерживать Индию, – проронил Черчилль. – Возможно, я ошибался. В любом случае я проиграл.

Пауэлл сердито смотрел на него через стол.

– Индия – наша, – заявил он своим резким, гнусавым голосом.

Колвилл не удивился бы, если бы Пауэлл, самый ярый националист из всех присутствующих, присоединился к Мосли и его борьбе. Вот с Бивербруком такого точно не произойдет.

– Если я соглашусь уйти, что будет со мной? – спросил старик, чьи жирные губы слегка дрожали. – И с остальными за этим столом?

Черчилль ответил не сразу.

– Если согласитесь уйти с миром, – сказал он наконец, – мы отпустим вас с миром.

– Удалитесь в сельское поместье, – с издевкой добавил Бивен.

– Нет, вам придется покинуть страну, Макс, – заявил Черчилль и махнул рукой. – Быть может, вам удастся вернуться на родину, в Канаду. Не знаю.

– Мои газеты…

– Придется их отдать, – заявил Бивен, повысив голос. – Двое или трое владельцев, навязывающих свое мнение всему народу, – это не свободная пресса. Мы продадим ваши газеты по одной, разным людям.

Бивербрук ощетинился:

– Вы отправляете меня в изгнание, потому что мои сторонники сплотятся вокруг меня, и вы это знаете…

– Нет, – отрезал Эттли. – Потому что вы негодяй. И всегда им были.

К тому времени, когда Бивербрук и его спутники отбыли, чтобы посоветоваться с остальными министрами, лидеры Сопротивления знали, что победа за ними. Все ликовали, но Черчилль выглядел утомленным. Через несколько минут он попросил оставить его наедине с Колвиллом. Когда остальные ушли, он медленно, тяжело поднялся, подошел к креслу и сел.

– Виски, Джок, – сказал он устало. – Плесните себе тоже.

Черчилль сунул между зубов сигару, закурил и глубоко затянулся.

Колвилл встал рядом с ним. Черчилль смотрел в окно на усыпанную листьями лужайку, лицо его было мрачным.

– Будет борьба, – сказал он. – Быть может, совсем скоро. Мосли не уйдет просто так. Бивербрук и его люди, как я сказал, значат теперь мало, но у Мосли и его парней есть пушки. Часть вспомогательных встанет за него.

– Не все, – возразил Колвилл. – Некоторые уже переходят к нам. Помните инспектора Сайма, причастного к делу Манкастера? Он был ранен в ногу, но выжил. – Черчилль буркнул что-то и кивнул. Колвилл продолжил: – В прошлом месяце Сайм пришел к нам. Он знает много важных персон, готовых переметнуться. Мы можем дать ему должность в новых органах правопорядка, только не на виду.

– Дьявол, с которым приходится идти на сделку, – проворчал Черчилль. Похоже, он погрузился в меланхолию: «черный пес» снова вошел в комнату. – Вдруг Бивербрук прикажет своим арестовать нас сегодня?

– Не прикажет, сэр. Они понимают, что им конец. И теперь их забота – спасти свои шкуры, сохранить то, что есть. Хотя, на мой взгляд, неплохо бы попросить американцев заявить, что они приветствуют смену правительства в Британии. Вчера подобное заявление было сделано насчет Франции.

– Хорошая идея. – Черчилль кивнул, оживившись. – Немедленно телефонируйте в Белый дом.

Колвилл замялся:

– Тут требуется осторожность. Стивенсон не такой, как президенты-изоляционисты, но его страшит революция в Европе. И Бивербрук прав: если фашисты окажут сопротивление, нам придется – как там говорили во время гражданской войны в Испании? – вооружать рабочих.

– Они уже вооружены. А сторонники Эттли и Бивена стоят за свободные выборы, как и прежде. – Черчилль кивнул. – И вскоре такие выборы у нас будут. – Он хмуро посмотрел на Колвилла. – Что насчет слухов из России? Насчет свержения Хрущева?

– Полагаю, они могут оказаться правдой, сэр. Союз КГБ и государственных промышленников заявляет, что они взяли верх в Москве и намерены строить капиталистическое государство – вроде того, какое немцы планировали создать к востоку от Астрахани, только более крупное и на национальной основе. Это будет популярный шаг. Русские не хотят возврата к коммунизму.

– Кто стоит во главе?

– Пара неизвестных. Мэр Москвы и человек из КГБ. Полагаю, этот режим будет весьма коррумпированным. Советский Союз определенно был таковым. Кстати, Польша и страны Балтии объявили о своей независимости. Они сражаются и против немцев, и против русских.

Черчилль печально покачал головой:

– Значит, они будут продолжаться еще какое-то время, эти бесконечные тяготы. Если бы в сороковом году мы заняли твердую позицию, все было бы уже позади.

Он повесил голову.

– Вы выставите свою кандидатуру на пост премьер-министра в преддверии выборов? – спросил Колвилл.

– Не знаю. Старость – не радость. Особенно без моей Клемми. – Черчилль помолчал с минуту, потом бросил на Колвилла острый взгляд. – Но если не выдвинусь я, от консерваторов должен идти Макмиллан, не Иден. Энтони для этого непригоден.

– От лейбористов пойдет Бивен. Многие из их сторонников предпочитают его, говорят, что Эттли слишком стар и слишком умерен. Они могут победить. Социализм во всей красе.

– Если так решат люди, что ж, пускай. Лишь бы только положить конец ужасным годам кровопролития и угнетения.

Черчилль снова погрузился в молчание, глядя в одну точку. Спустя минуту Колвилл тихо спросил: