Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

Но присущая всем людям совесть – не единственное проявление естественного права. Если всё мироздание по природе своей божественно, значит, всё, что ни делается, всё к лучшему. Не понимавшим этого в самом деле могло показаться, что могущественной Тюхе двигали только капризы; но с точки зрения стоиков, видевших во Вселенной живое существо, в котором причины всего происходящего переплетались в виде бесконечной сети, заброшенной в отдалённое будущее, ни одно из деяний богини на самом деле не было произвольным: «Если бы мог найтись такой смертный, который мог бы духом своим обозреть всю цепь причин, то он не мог бы ни в чём ошибаться. Ибо тот, кто знает причины будущих событий, тот, несомненно, знает всё, что произойдёт в будущем» [90]. Так писал Цицерон, который так восхищался Посидонием, что однажды даже попросил философа написать трактат о его, Цицерона, достижениях на государственном поприще. Нетрудно понять, чем стоическое учение привлекало римских государственных деятелей. Их завоевания, их власть над миром, их богатые трофеи и захваченные ими рабы, их положение в обществе, их достоинство и слава – всё это было уготовано им судьбой.

Наверное, не стоит удивляться тому, что римские политики видели в своей империи порядок, которому суждено было стать вселенским. Не впервые грандиозные перемены подпитывали не менее впечатляющее тщеславие. Помпей, однако, не называл себя служителем света и истины. Ему чуждо было представление о мире как о поле битвы добра и зла. Храбрость, железная дисциплина, владение духом и телом – вот что сделало римлян властителями мира. От греческих философов требовалось лишь красиво сформулировать то, что римляне сами о себе думали. «Тщиться других превзойти, непрестанно пылать отличиться» [91]. Так напутствовал Посидоний Помпея, отправляющегося на войну. Но и эти слова не были его собственными: он процитировал «Илиаду». Как и под стенами Трои, в мире, живущем по римскому закону, человек мог достичь совершенства, лишь затмевая себе подобных. Подняв паруса и отчалив во главе своего боевого флота, Помпей наверняка испытывал удовлетворение, сознавая, сколь неразрывно связаны были его личные амбиции и благое провидение. Всё было к лучшему. Целый мир ждал, чтобы его привели в порядок. Будущее принадлежало сильным.

II. Иерусалим

Иерусалим, 63 г. до н. э.

Каменная кладка содрогнулась от резкого удара, рухнула целая башня, и в линии укреплений возникла огромная брешь. Пыль ещё не улеглась, а легионеры уже заполонили образовавшийся прорыв. Жаждущие славы командиры заставляли солдат идти в наступление, карабкаясь по горам обломков. В небе над схваткой раскачивались орлы, украшавшие штандарты римской армии. Осаждённые, упорства и храбрости которых оказалось недостаточно, чтобы противостоять натиску таранов Помпея, знали, что они обречены. Многие предпочли поджечь собственные дома, чтобы не оставлять их завоевателям на разграбление; другие сбрасывались со стен. Когда резня наконец прекратилась, на улицах города остались лежать тела двенадцати тысяч местных жителей; «…римлян же пало очень немного» [92]. Помпей был крайне успешным военачальником. С тех пор как он гостил у Посидония, прошло четыре года, и за это время он очистил Средиземное море от пиратов, одолел одного за другим нескольких ближневосточных властителей и подчинил их царства Риму. И вот после трёхмесячной осады впечатляющий список его побед пополнился названием ещё одного города. Он покорил Иерусалим.

Город этот, находившийся далеко от моря и от главных торговых путей, был во многих отношениях тем ещё захолустьем. Иудейское царство, столицей которого он являлся, считалось в лучшем случае второразрядной державой. Едва ли оно могло впечатлить Помпея, обошедшего за время своих походов почти всё Средиземноморье. И всё же в Иерусалиме было кое-что интересное. Помпей был ценителем монументальной архитектуры и интересовался всевозможной экзотикой, полагая, что известия о странных обычаях покорённых им народов прибавят ему славы. Евреи же, хотя выглядели и одевались примерно так же, как представители соседних народов, славились своим странным поведением. Они не ели свинину. Они делали своим сыновьям обрезание. Раз в семь дней они отдыхали, называя это словом «Шаббат». Но самое большое извращение заключалось в том, что они отказывались почитать богов, за исключением единственного Бога, которого они признавали своим. Предписания этого ревнивого и требовательного Бога тоже не могли не показаться грекам или римлянам исключительно диковинными. Для большинства Его почитателей во всём мире существовал лишь один настоящий храм. Иерусалимский храм, сооружённый на горе Мориа, скалистом плато в восточной части города, столетиями возвышался над столицей Иудейского царства. Закончив осаду, Помпей, разумеется, собирался его посетить.