Доминион. История об одной революционной идее, полностью изменившей западное мировоззрение

На самом деле внимание военачальника было приковано к Храму с тех самых пор, как римские легионы узрели это сооружение, оказавшись под стенами города. Но даже когда весь Иерусалим сдался на милость победителя, защитники Храма упорно отказывались признавать его власть; и вскоре огромная скала покрылась трупами и липкой кровью. Помпей хорошо знал, что иудеи строго придерживались своих странных догм: нежелание противника сражаться в Шаббат значительно упростило задачу римским инженерам, сооружавшим осадные машины. Но вот уже и Храм был захвачен; и Помпей, приближаясь к его воротам, испытывал и уважение, и любопытство. То, что иудеи называли своего Бога варварским именем и приписывали ему непонятные заповеди, вовсе не означало, что Он не был достоин поклонения. Знатокам разнообразных религиозных учений очевидным казалось, что Бог иудеев был «царём всех богов» [93], тем, кого римляне именовали Юпитером, а греки – Зевсом. Существовала древняя традиция отождествления богов, почитаемых в одной стране, с богами другой. Тысячелетиями к этой практике прибегали дипломаты; без неё не существовало бы никакого международного права. Ведь две державы могли заключить договор, лишь призвав в свидетели богов, признаваемых обеими сторонами. Обряды в разных городах были разные; но Помпей, как другие завоеватели до него, был уверен, что почитание богов скорее объединяло, чем разобщало народы. Ничто, таким образом, не мешало ему осмотреть Храм.

«Из римлян Гней Помпей первым покорил Иудею и по праву победителя вступил в иеросолимский храм» [94]. Покорителя Иерусалима вряд ли беспокоило, что иудеи, чтившие святость своего Храма, не допускали в него чужаков. Чтобы захватить святилище, его солдатам пришлось штурмовать внутренний двор. Служители, совершавшие священные возлияния и возжигавшие благовония, ни на минуту не прерывали богослужений. Во время осады дважды в день, один раз утром и один раз на закате, раздавался звук храмовых труб: это был сигнал к всесожжению агнца на большом квадратном алтаре. Теперь же двор был наполнен трупами самих служителей; и уже их кровь смывала вода, льющаяся из основания алтаря. Помпей не мог не восхищаться их стойкостью перед лицом смерти; но вряд ли что-то в их ритуалах казалось ему заслуживающим особого внимания. Жертвоприношения, в конце концов, практиковались повсюду в Средиземноморье. Тайна, прославившая Храм, ожидала Помпея глубоко внутри: речь шла о комнате, которую иудеи чтили, как самое священное место в мире. Они окружали её таким почтением, что не позволяли входить внутрь никому, кроме иудейского первосвященника, да и тот пользовался этим правом лишь раз в году. Вопрос о том, что таила в себе эта «Святая святых», страшно мучил учёных греков. Посидоний, у которого всегда была наготове собственная теория, утверждал, что внутри находится золотая ослиная голова. Другие были уверены, что там хранится «статуя человека с густой бородой, сидящего на осле и держащего в руках книгу» [95]. Третьи рассказывали, что туда ежегодно заточали пленного грека, которого затем целый год откармливали и, наконец, приносили в жертву и пожирали. Помпей, остановившись перед занавесом, отделявшим Святая святых от вестибюля-сокровищницы, совершенно не представлял, что ждёт его внутри.

Войдя, он не обнаружил ничего, кроме пустоты. В комнате не было ни статуи, ни какого-либо иного изображения, ни тем более откормленного пленника – лишь простой камень. Помпей был озадачен, и всё же увиденное явно его впечатлило. Он предпочёл не трогать сокровищ Храма. Он приказал служителям очистить помещения от следов битвы и разрешил совершить положенные жертвоприношения. Он назначил нового первосвященника. После этого он покинул город, ведя множество пленников в Рим, где его должны были встретить как героя. Иудейский поход принёс завоевателю двойное удовлетворение. Евреи потерпели сокрушительное поражение, границы их царства изменили в пользу Рима, отныне они должны были регулярно выплачивать дань. При этом к Богу их Помпей проявил необходимое уважение. Он мог считать, что выполнил свой долг не только перед Римом, но и перед мирозданием. Возвращаясь домой, Помпей вновь посетил Родос и изъявил желание ещё раз встретиться с Посидонием. Для философа великий завоеватель служил живым доказательством того, что создание мировой державы, земного отражения вечного небесного порядка, шло полным ходом. Посидоний не желал из-за приступа артрита лишиться прекрасной возможности пощеголять ораторским мастерством и произнёс речь, прямо лёжа в постели. Смысл множества громких фраз сводился к единственной идее: «Нет блага, кроме чести» [96].

Нетрудно догадаться, что в Иерусалиме на завоевания Помпея смотрели совершенно по-другому. Пытаясь осмыслить падение своего города, иудеи не обращались к философии. Испытывая боль и недоумение, они обращались к своему Богу:

«Возгордился грешник, стенобитным орудием сокрушил стены крепкие, и Ты не воспрепятствовал.