Сначала появился красный свет, пожирающий все вокруг. Он был так ярок, что даже светлые эквилибрумы не могли задерживать на нем взгляд. Затем грянул гром, и Нерман упала от волны жара. Уши заложило, витавшая в воздухе вода испарилась. Заоблачница выставила вперед руки, чтобы защититься от обжигающего ветра. Продрав глаза, она исступленно замерла. Этот монстр не поддавался никакому описанию. Монументальное тело, источающее красное пламя; искаженное вытянувшееся лицо, скрытое светом. Таких огромных Апогеев не могло существовать! Дэлар не доходил ему и до голени. Темный рассыпался первым, находящиеся рядом светлые тоже. Земля дрожала, алые трещины расходились во все стороны. Воздух гремел, становился все жарче. В этом гудении Нерман слышала биение сердца, принадлежащее красному титану. Свет поглощал пространство без остатка и в конце концов забрал с собой все и вся – об этом Нерман узнала, когда вернулась в мир из сомниума. Антарес не просто убил ее и остатки своего войска. Не стало ни одного темного, залежей омния и даже Дождевых плит. В конце концов к моменту возвращения Нерман не стало и самого Верховного.
Терять Антареса было больно. Когда все произошло, я даже на какой-то миг захотел передумать. Чувство утраты казалось запредельным, а после него осталась лишь пульсирующая холодом пустота. Вместе с ним ушла и сила, и мне казалось, что я никогда в жизни не был так слаб, ни на что не способен. Нерман никогда не сталкивалась с монструмами моего типа – слиянием душ двух рас, – но знала, что из-за Антареса моя оболочка начала подстраиваться и видоизменяться под него физически. Теперь должен был произойти болезненный откат, который я уже начинал чувствовать, едва переставляя ноги. Серебро исчезло из глаз, алые пряди медленно возвращали привычный оттенок. Я даже попросил порезать порозовевшую кожу, только бы убедиться, что по жилам течет обычная красная кровь.
Разум Антареса поместили в накопитель. Туда же перенесли и остальные осколки. Я держал сияющий шар в руках и внимал его огромной энергии, более мне не принадлежавшей.
– И что теперь? – осторожно спросила Фри, садясь рядом. Она видела, в каком я скверном расположении духа, и боялась сказать что-то не то.
– Не знаю. Почему я вообще должен что-то знать? – глухо ответил я. – Отдадим Бетельгейзе. И забудем. Они его где-нибудь там воскресят, создадут новую оболочку, и он будет править Светом, пока Вселенная к черту не схлопнется.
– А твой осколок? – В комнате мы остались одни, потому Фри могла свободно об этом говорить. – Все думают, что ты каким-то чудом вместил в себя четыре части души. Но у тебя их всего две. Повезло, что Нерман не заметила, сосредоточившись только на Антаресе. А может, просто не хочет совать свой нос в…
– Какая уже разница? Мне и с двумя отлично жилось.
– Нет, Макс, это неправильно! Что, если у тебя произойдет раскол или еще что…
Она понурилась. Я же старался отгородиться от мысли, что теперь у меня огромные шансы вновь стать сплитом. Вместо этого я спросил:
– Скажи, ты себя нормально чувствуешь? После темницы.
Фри удивленно захлопала глазами. Я не стал рассказывать ей о тех странных действиях, которые Гортрас проделал с ее душой. Фри с тех пор как будто не изменилась.
– Ну, мне после случившегося явно потребуется отпуск и пара ведер мороженого, чтобы прийти в себя, – отшутилась она.
– Ты не чувствуешь перемен?
– Каких? – Фри нахмурилась.
Нас отвлекли быстрые шаги. В комнату ворвался запыхавшийся Дан.
– Там Армагеддон.
Он привел нас в большое помещение, разделенное на два уровня и полное развернутых световых проекций. Все они наслаивались друг на друга, мерцали, перетекали в потоках света вокруг. Поллукс стоял выпрямившись, сложив руки за спиной, и напряженно взирал на графики. С ним же находился и Стефан, без конца тихо ругавшийся.
– Что стряслось? – выпалил я, как только оказался рядом с заоблачником.
– То, что происходит всякий раз, когда звезды и дэлары оказываются в пределах одной планеты, – ответил мне Поллукс. – Они начинают выяснять отношения.
Он махнул одному орнега, и тот вывел перед нами особо крупные проекции. Среди них была карта Земли, по которой растекались белые и черные пятна. Бегло ее осмотрев, я ужаснулся.
– Морок заставляет людей видеть происходящее иначе, – отметил Стефан, прокручивая в энерглассе информацию и записи, которые уже разошлись по миру среди приземленных. – Но все равно это паршиво. В основном они видят в этом катаклизмы, как было в Помпеях или те несколько ураганов в Америке. Но так много и разом, как сейчас… Будет трудно.
– Что это такое? – спросил я, указывая на ярко-красное пятно, расположившееся неподалеку от Норвегии и Гренландии.
– Бывший архипелаг, – ответил Дан. – На одном из его островов и находился проход в темницу. То, что отмечено красным, – столкновение Бетельгейзе и Гортраса.
– Они сражаются? – Фри побледнела.
– Уже нет, – покачал головой Поллукс. – Не знаю, в чем там дело и почему они не пытаются разнести Терру в пыль, но я бы на вашем месте радовался!