– Уже так заметно? В конце концов, Вселенная всегда воздает по заслугам. – Альдебаран помедлил, а затем заставил себя посмотреть прямо на брата. – Я все еще сожалею о том, что с тобой случилось…
Поллукс скривился как от плохого запаха.
– О, я на это надеюсь. Мне же так тартски легче от твоего раскаяния, оно столь многое может изменить, – съязвил он. – Засунь свои извинения куда подальше.
– Мне нужно было, чтобы ты это услышал, – вздохнул Альдебаран. – Ты… ты так и не нашел никого из них?
Что-то недоброе блеснуло в глазах Поллукса и агрессивно замерцало огненными искрами, прямо как у их отца.
– Нет. С тех пор как пал Седьмой Элизиум, я искал, как мог, повсюду. Все эти Генезисы. Но они исчезли.
– Мне жаль.
– Тебе не жаль, твои грехи это не отпустит.
– По крайней мере, я вернул Антареса, не дал Зербрагу его убить. Теперь все будет хорошо.
У Альдебарана закололо в груди, ноги не слушались. Он привалился к стене, а Поллукс тем временем хищно смотрел на него исподлобья.
– Кстати о Зербраге, этом самомнительном тартском сыне. Тут нынче видел Габиума Тихого Луча. Знаешь ведь такого, да? Талантливый малый, полезный. Интересно, что ты нашел контакт с таким как он. Но не суть. Габиум мне по секрету поведал, что ты заслал одного из своих доверенных проверять подлинность лампы Маяка, которую Зербраг якобы притащил откуда-то из неведомых далей.
Услышав это, Альдебаран удивленно повернулся к брату. Тот довольно затянулся.
– Якобы?
– Да, видишь ли, тут такое дело. Где-то с половину мериона назад в «Белый луч» обратился некто с желанием выкупить кое-какие вещи, связанные с Баэрдодом Путеводным. Ну и как я мог отказать такому клиенту со столь внушительным предложением?
– Ты хочешь сказать, что лампа была куплена у вас?
– Именно. В подлинности можешь не сомневаться, Баэрдод действительно когда-то приложил к ней руку. Но вот из тех ли она сказочных Маяков? Вряд ли. Ее нашли в каких-то руинах посреди Полярных океанов, уже разбитую и негодную. Вероятно, Зербрагу очень уж хотелось впечатлить Магистрат.
– Тогда никаких Маяков и никакого Аларонема, – тихо вымолвил Альдебаран, закрыв глаза.
– Никаких, – подтвердил Поллукс. – Оно и к лучшему. Если о чем-то позабыли, то не тыкай это палкой. Вряд ли полис упрятали из добрых побуждений.
Тут Альдебаран едва не упал. Поллукс нахмурился.
– Паршиво выглядишь, братец. Мне нравится.
– Умолкни.
Альдебаран услышал шаги, а когда открыл глаза, Поллукс уже стоял совсем рядом с трубкой в зубах и рылся в карманах.
– Прежде чем ты наконец помрешь, я бы хотел…
– Габиум дал мне перо с призывом, – выдохнул Альдебаран, не мигая глядя на брата. – Сказал, что от общего друга. Таких механизмов мало. Это ты же его передал, правда?
Поллукс недовольно закатил глаза, словно его обвинили в чем-то постыдном.
– Ну что поделать, если ты без помощи и шагу сделать не можешь, а на кону стоит жизнь Антареса? Тот-то явно в твоей тупости не виноват.
Он подал брату небольшой сверток.
– Передай это старому уроду.
Альдебаран посмотрел на содержимое и невольно улыбнулся.
– Хочешь, чтобы он заживо сгорел от гнева?
Но Поллукс не ответил. Эквилибрум исчез так же внезапно, как и появился.
Странное откровение, которое постигало каждого, кто находился при смерти от метки Обливиона: цвета больше не распознавались. Альдебаран сидел за столом своего кабинета и мутным взором смотрел на гобелен, теперь казавшийся исключительно серым. Какого оттенка красного раньше были эти пернатые ортониксы на гербе Кальцеона? Эквилибрум даже вспомнить не мог, настолько мало обращал на них внимание. Он хмурился и зажмуривал глаза, пытаясь перекатывать мысли одну за другой. Даже холод уже исчез, ничего не осталось.
Альдебаран в последний раз отпил карминовой воды, но вкуса не почувствовал. Он думал о том, чтобы отправиться в свое небесное тело и попробовать изгнать Обливион силой, да вот только он поклялся самой душой. Спасения от такого нет. Хотя, возможно, дослушать Зербрага все же стоило. Даже не ради спасения. Альдебаран был готов соскользнуть и навсегда раствориться в бессознательности, лишь бы больше никогда не помогать этому деспоту. Но теперь его терзал легкий интерес: что же могло спасти от подобной клятвы? Или Зербраг врал?
Забили векторные часы, на Фадмирионе уже шел второй зом, а значит, скоро будет рассвет. Но открывать окно Альдебаран не хотел. Он сидел в темноте, рассматривая светящиеся вены на своих руках. Ему было мерзко от мысли, что неестественная гадость распространилась по его телу. В каком-то смысле он это даже заслужил. Из-за Поллукса, из-за своей недальновидности. Из-за Оксы. Из-за полного отрицания, что его судьба принадлежит лишь ему одному.