Я резко умолк, вспомнив, при каких обстоятельствах падшие схватили меня в лесу. Стефана тогда пристрелили. Или нет, ведь сейчас он стоял здесь. Но все равно мне казалось, что при Фри об этом лучше не говорить. Я особенно четко осознал это, когда напоролся на резко похолодевший взгляд Стефа, пронзающий не хуже ножа.
– В общем, – пробормотал я, отводя глаза, – я не подставлюсь.
– Только вернись живым, – вновь взмолилась Фри и обняла меня.
– Мне нельзя умирать. В противном случае другие протекторы прикончат меня за провал, разве нет?
И, высвободившись из ее цепких объятий, я прошел между двух столпов. Ребята исчезли, словно их загородило занавесом. Теперь меня окружала безжизненная пустыня.
Шел я долго и уже начал подумывать, что заплутал. Но вряд ли воспоминания Гектора могли быть ложными.
Разговор с Антаресом уже не вызывал волнения или трепета. Он стал восприниматься чем-то обыденным. И хотя мы были частично одним целым, я никак не мог проникнуть или заглянуть в его осколок. Верховный думал отдельно от меня и умело скрывался в своем закутке сознания. Потому, как бы ни хотел, я не мог читать его мысли. Но что-то подсказывало, что эта стена скоро рухнет и наши разумы сольются воедино. Кто знает, что тогда произойдет.
Антарес будто задумался.
– Воспитали? – Я незаметно для себя начал отвечать ему вслух. – Да, примеры были.
– Нет, хотя многие – неплохой пример для подражания… Ну, их некоторые качества.
Я замедлил шаг и рассерженно вскинул голову.
– Не лезь в мои воспоминания! Свои запечатал, так и ко мне не суйся.
Антарес усмехнулся.
– Уж не думал, что великому и могучему Антаресу будет интересно мое прошлое, – проворчал я.
Пока я сбега´л вниз по очередной дюне, занося себе в ботинки еще больше песка, меня осенила одна мысль.
– Кстати, об этом, – тяжело дыша, начал я. – Что ты знаешь о моей семье?
Я стал оглядываться и воспрянул духом, увидев впереди очертания места из воспоминаний Гектора.
– Верно. Простой адъют. Так почему – ответь мне, дражайший Верховный, – твой разум лежал в его погребальной урне?
– И ты не знаешь кто?
– Но с отцом моим ты был связан.
Тут я подсунул ему свое воспоминание о том, как недавно мы с протекторами сидели у Домируса и играли в игру, суть которой заключалась в личных секретах. И в один момент вопрос был задан бездумному осколку Антареса.
– «Сожалеешь ли ты о том, что совершил с Луцемами?» – с натугой выдохнул я, взбираясь по склону. – Вот что спросила игра. Мне вот сожалеть не о чем. Я никогда своей семье жизнь не рушил. А тебе есть о чем сожалеть?