– Коул, вот ты англичанин, а чаек-то не «Эрл Грей». Азиатский какой-то. Какого хрена?
– Китайский, – поправил тот.
– Да хоть монгольский.
– Карты у тебя плохие, значит? – вкрадчиво поинтересовался Дан.
Стеф ответил ему грубым ругательством, включавшим в себя ближайших родственников Дана. Тот только хмыкнул. Парни играли, Водолей делал самые отчаянные ставки в течение нескольких раздач, а я заметил стоящие рядом с Даном костыли и только затем сильно забинтованную правую ногу, на которую была наложена шина.
– Тебя задели? – спросил я.
– Ага, – кивнул он. – Пожевали немного. Небольшой перелом, ничего такого.
– «Ничего такого» было, пока ты не начал упорно опираться на ногу, доказывая ее целостность, – заметил Пабло. – В результате чего перелом стал основательным. А все потому, что, как обычно, в Лазарет идти не хочешь. Сколько ты уже нелепых шрамов получил, лишь бы избежать похода туда?
Дан прожег его неодобрением.
– Больно ты умный.
– Стараюсь.
Протекторы нагнали еще один круг ставок. Только предлагали они странное – едва заметно мерцающие стеклянные шарики, каждый размером с монету.
– Это что за мусор? – нахмурился я.
Дан прямо поперхнулся.
– Мусор?! Я тут прямо от сердца последнее отдираю!
– Неужели почти три сотни лет твоей жизни были так скучны, что одна игра отбирает у тебя последнее? – Коул сдержанно вскинул черную бровь.
– Память еще подводит? – спросил у меня Пабло и кивнул на шарики. – Это местная, а точнее, Вселенская валюта. Бумажки и сталь бесполезны, зато есть воспоминания, чувства и истории: их энергия – единственное, что имеет значение в конце жизни.
– Это ценсумы, – сказал Дан. – Энергия эфира исчисляется в праетерах. Можно срезать с воспоминаний слой и измерить его в них. Дальше – пустить на манипуляцию или поместить в ценсум и использовать как деньги. Но чем больше слоев ты отсечешь от воспоминания, тем меньше эфира оно будет создавать. Естественно, самые яркие моменты из жизни дороже и мощнее. Конечно, ты можешь и разом продать целое воспоминание. Выручки больше, но станешь слабее. Ты буквально продаешь частичку души. В общем, не советую отсекать слои от воспоминания больше пары раз – оно становится блеклым, а может и вообще забыться.
– То есть всю душу целиком можно измерить в этих праетерах?
– Да, и даже целиком использовать ее как ресурс. Духовная мощь и богатство здесь равные сущности. – Протектор усмехнулся. – Люди гоняются за кучей макулатуры, когда на самом деле чем больше ты пережил, тем ты зажиточнее.
– Ну хоть где-то философия превращается в материальную выгоду, – сказал Стеф.
Вскоре игра завершилась. Пабло ушел с большим кушем.
Водолей снова закурил и с раздражением скрестил на груди руки.
– Еще отыграюсь, Матадор.
– Ага, удачи. – Пабло с наглой полуулыбкой загреб выигрыш. – Ты и так всем подряд должен.
– Иногда мне кажется, что тебя стоит оградить от азартных игр, Стефан, – призадумался Коул. – И это не только мое мнение. У тебя с этим уже проблемы. Но лучше ты будешь делать это здесь, чем опять уйдешь в свой отпуск, пустишься во все тяжкие с приземленными и огребешь очередных бед с коллекторами. Не стань ты протектором, все состояние твоей семьи вмиг бы пустилось на ветер.
Стеф помрачнел, но ничего не ответил.
Дан гордо выпрямился, взяв при этом чашку, и обратился к своему бывшему подопечному:
– Брось, нужно уметь принимать поражение по-джентльменски. Мы же здесь только ради игры, а не победы. Кстати, – обратился он к тасовавшему карты Коулу, – Пабло был твоим учеником, и из него вышел неплохой техник, но зато как я своего-то воспитал! Давай, Стеф, покажи себя.
– Пшел на хрен, – лаконично показал себя тот.
– Какой ты, однако, неинициативный, Стефан, – нахохлился Дан, отпивая из чашки.
Коул начал раздавать карты. Делал он это по-прежнему в одной перчатке, и ловкость его рук вызывала восхищение. Я не сразу обратил внимание, что Змееносец раздает и на меня.
– Эй, погоди, я не хочу играть!
– Но будешь. Я же тебя пригласил.
Я немного замялся.
– Мне думалось, ты решишь меня наказать.
– А я это и делаю, – заверил тот, закатывая рукава рубашки. На левой руке у него обнаружился крупный шрам от ожога. – Ты получишь моральное унижение, когда проиграешь.
– Но… но как же реальное наказание? Я пошел туда, подставил всех, ослушался твоих прямых приказов!
Я всмотрелся в Змееносца: худое лицо, зачесанные назад черные волосы, немного крючковатый нос, родинка на левом виске. Аристократично бледный. Телосложением больше напоминал цаплю или аиста, пускай и достаточно матерого. Молодой, но при этом такой старый… Коул печально натянул уголок рта, с отстраненным сочувствием посмотрев на меня.
– Тебя там уже наказали. Причем сполна. А вот Стефан и Дан пойдут служить на север.
– Эй! – возмутились они в один голос.
Меня снова пробрала сильнейшая дрожь, когда в голове вспыхнули воспоминания о метеороидах.
– Это какая-то жесть, – качнул головой Пабло, потирая светлые полоски шрамов на лбу. – Испытать такое… Врагу не пожелаю.