Доминум

Когда один из монстров стал вновь опасно приближаться, Антарес увернулся от его выпада и выставил вперед ладонь. На секунду мне показалось, что свет солнца усилился. Надо отдать Антаресу должное: даже при такой потере сил он смог выжать из себя немного светозарного огня, который отбросил тварей назад. Стальные шкуры загорелись, но и это отвлекло метеороидов ненадолго.

Граница уже виднелась впереди. Все та же линия, которая стала заметна благодаря Стефану. Антарес снова отбился от нового нападения твари, но на этом его силы иссякли.

Оставалось совсем немного. Буквально пара метров.

Я преодолел их за секунду и уже было обрадовался, но тут жгучая боль пронзила ногу. Метеороид повалил меня.

Не учел я всего одну вещь. Кто сказал, что твари не могут преодолевать границу?

Я истошно закричал, когда второй метеороид схватил зубами мою руку. Страшное давление разрывало плоть. Он с силой сомкнул челюсти. Раздался тошнотворный хруст. Серебряная кровь брызнула на раскаленный песок.

Кровь застелила глаза. Пески пропитались серебром. Не помню, когда я перестал кричать и вырываться. Боль подавила всякое мышление, а твари все рычали, отрывая от меня куски. Снова и снова. И не было тому конца.

Глава XV Так родится новая эра

Вокруг была кромешная обсидиановая тьма, и лишь доносился плеск воды.

Стоило приподнять веки, как впереди вспыхнуло алое свечение. Я сощурился и, только свыкнувшись с его яркостью, увидел перед собой человеческий образ. Он сидел лицом ко мне, весь в сполохах красного света. Тело его полностью состояло из них, даже контуры одежды и плащ, струящийся по камню, на котором мы сидели. Идеально круглый островок в черных водах – таких же непроглядных, как и все вокруг. Отрезанный от всего мира.

Образ открыл глаза – единственное, что четко выделялось на горящем лице. Два бледных огонька.

– Это душа? – спросил я, вяло оглядываясь.

– Ее прах, – спокойно ответил Антарес, словно поведал мне простую истину. – Всего лишь тлеющие останки. Моей или твоей – уже не разберешь.

Я лишь сейчас понял, что его голос был непостоянным и тонально колебался. До этого, когда Антарес говорил только внутри моей головы, я не обращал внимания.

– Я никогда не видел своей души. Или не помню, как она выглядит. – Я хмурился и, лишь когда до меня медленно и неохотно донеслось эхо минувших событий, затравленно уставился на Антареса. – Я… мы ведь не умерли?

Он пожал плечами и отвернулся.

– Еще не знаю. Ты провалился сюда, чтобы избежать боли и воспоминаний о смерти. А внутри душ время идет так медленно…

Откуда-то из черноты бездонной пропасти, что значилась небом, медленно посыпались серые крупицы. Я выставил ладонь, поймал одну и размазал по коже. Пепел.

– Ты ведь видишь их и знаешь, каково это, – тихо сказал Антарес. – Странствовать сквозь души. Тебе не страшно?

– Нет. – Я так и не оторвал взгляда от серого пятна на руке. – А должно быть?

– Ты постигаешь истинную их суть. Легко начать терять себя, пользуясь подобной силой, забыв о морали.

– Мне тяжело погружаться в самые потаенные воспоминания. Кажется, я трачу на такое собственный эфир, это бы объяснило слабость. Но… – тут я замялся, пытаясь правильно подобрать слова. – Я люблю видеть образы и эмоции, все, что окружает Центр души. А не тайны, которыми можно было бы воспользоваться в корыстных целях. Я не хочу постигать людей таким способом.

Антарес кивнул, а я вновь заволновался. Он это почувствовал и сказал:

– Возможно, мы не умрем.

– Тебе легко говорить! Ты же богоподобная заоблачная сущность, живущая миллионы лет. Умрешь и воскреснешь, как и все вы, а у меня второй попытки не будет. Вы ненормальные.

Огни его глаз сузились.

– Ненормальные? Сколько людей – и сколько эквилибрумов? Вас на этой планете лишь несколько миллиардов. Пыль в сравнении с нашим числом. Так чей отрезок жизни более частотен и естествен для Вселенной? Это не мы аномальны. А вы.

Я замер.

– Мы живем достаточно, чтобы понять себя и весь доступный нам мир, – продолжал Антарес. – Мы способны пересекать целые эпохи, видеть различные народы и культуры, миры, разбросанные по всему космосу. И мы никогда не торопимся. Мы успеем все. Жизнь для нас – возможности. Для вас же – попытка ухватить все по верхам. Запертые в границах одной планеты и не ведающие, что это неправильно, что все то пустое над головой живет и доступно душам целиком и полностью. Все необъятные пространства. Я никогда не понимал, как приземленные смиряются с таким положением вещей. Как можно в подобных границах и сроках полюбить, постигнуть целый мир?

Он поднялся. Уставился в бесконечную чернь.

До меня донеслась душащая тоска с его половины души.

– Ты скучаешь по этому?