Домой

Они выскочили на улицу и изо всех сил помчались прочь. На Суворовском Нина остановилась, задыхаясь:

– Погоди, не могу больше…

Володя огляделся:

– Он не бежит за нами, не бойся.

Нина прислонилась к стенке дома, тяжело дыша.

– Он не задел тебя?

Нина покачала головой:

– Нет… а ты как? Больно тебе?

– Нет, совсем нет. Пройдет.

– Ты зачем меня отпихивал? Мы бы вдвоем быстрее справились, и он бы тебя не ударил.

– Что ты говоришь, Нина… я же мужчина.

Нина заплакала. Володя обнял ее за плечи:

– Ниночка, не плачь… Ну не надо…

– Мне чайную жалко, и тебя… И где папа? Может, они убили его…

Володя молча обнимал ее. Наконец Нина успокоилась:

– Пойдем… Темнеет уже. Остановка вот там.

Володя опустил голову:

– Нина, у тебя есть деньги?

– Нет. А у тебя?

– У меня только на билеты сюда были.

Нина отчаянно огляделась, потом посмотрела на часы.

– Володька, восемь часов!

– Да ты что…

– Пойдем скорее. Может быть, отсюда на Охту быстрее? У тети Лиды денег возьмем на трамвай или извозчика… а если ее дома нет? Володя, что делать?

– Пойдем домой. Если по Бассейной, а потом по Литейному и Загородному, то быстро получится.

Быстро не получилось. До дома они добрались только к девяти часам. Лавка по-прежнему была закрыта, поэтому дети поднялись к Альбергам. Володя зажмурился и позвонил, дверь открылась почти сразу же. На пороге стоял инженер.

– Вот они! – крикнул он, – Арсений Васильевич, пришли!

Арсений Васильевич выскочил в коридор.

– Нина… – прошептал он, – где же ты была, господи?

Яков Моисеевич схватил Володю за ухо:

– Где вы были?

– Мы ходили смотреть чайную, – сознался тот.

Арсений Васильевич охнул:

– Зачем? Кто позволил?

Инженер по-прежнему выкручивал Володино ухо.

– Яков Моисеевич, отпустите его! – взмолилась Нина, – это все я виновата – я упросила Володю туда пойти, я волновалась за папу…

Инженер отпустил сына.

– Это не она, это я предложил, – сказал Володя, потирая ухо.

Альберг задохнулся:

– Да что ж такое…

Нина влезла между отцом и сыном:

– Он придумывает все, это я, вы его не ругайте!

– Пойдем домой, Нина, – устало сказал Арсений Васильевич, – Яков Моисеевич, спасибо вам за все и еще раз – прошу прощения. Я сам не ожидал… простите. Нина, я думаю, потом извинится сама.

Арсений Васильевич и Нина поднялись к себе. Арсений Васильевич вошел в столовую, тяжело сел к столу. Нина села напротив:

– Папа, столько случилось…

– Погоди, Нина, – перебил ее отец.

Помолчав, он заговорил:

– Ты видишь, что творится? Так вот… я прошу, нет, я требую – веди себя разумно. Я боюсь думать, во что вы там вляпались около чайной… пожалуйста, сделай выводы.

Нина вздохнула:

– Да… прости, папа.

– Я к Николаю пришел – тебя нет. Ушла, говорят. Я к лавке побежал – нету, записку прочитал. Поднялся к Альбергам— ну, слава богу, просто гулять ушли. Пошел домой, подождал. Темнеет – нет и нет! Поднялся снова – они тоже с ума сходят. Где вы? Где вас искать? Мы с Альбергом все Семенцы обегали, всех спрашиваем, никто не видел…

– Я знаешь почему ушла от Николая?

– Нет.

Нина рассказала отцу о жене Николая. Тот усмехнулся:

– Во баба…

– Мы теперь деньги обратно не получим?

– Получим, завтра пойду и заберу.

– Все? Она говорит – ты не считал.

– Как это не считал? Нешто я не знаю, сколько у меня в кассе?

– Папа, чайную всю разгромили.

– Я видел.

– Там до сих пор грабят. Вошел мужик, страшный такой…

Нина закрыла глаза:

– Вошел, ножик выхватил… Володька меня прикрывал. А тот пьяный, увидел, что мы маленькие, говорит – грабите? Сейчас я вам покажу… Володьку ударил. А я его за руку укусила! И мы убежали, и у денег на трамвай обратно не было. Мы пешком шли, почти бежали… я так устала, папа!

– Ох, Нина. Ладно, доченька, давай спать ложиться. Иди умывайся.

– Ты посидишь со мной?

– Конечно.

Нина улеглась в кровать. Арсений Васильевич сел рядом, нагнулся, поцеловал ее:

– Люблю тебя, моя маленькая.

– Папа, он так меня защищал! Все отодвигал назад, а сам вперед, вперед… ничего не боится.

– Не боится… лучше бы не тащил тебя никуда, бестолочь!

– Это я придумала!

– Да не ври-ка хоть… прям ты. Вот я поговорю с ним еще…

– Где ты болтался, неслух, негодяй? Куда ты потащил девчонку? – кричал Альберг, тряся сына за плечи, – говори! Немедленно рассказывай!

– Яков, не трогай его! Где вы были, Володя?

– Мы ходили смотреть чайную.

– Кто тебе позволил?

– Никто. Я сам придумал.

– Что с ним делать, Соня? – крикнул инженер.

– Володя, это Нина придумала?

– Нет! Это я.

– А может, она?

– Нет, мамочка.

Он видел, как мама отрицательно качает головой, глазами показывая на отца, но упрямо продолжил:

– Это я!

Две звонкие оплеухи оглушили его, и он тихо заплакал, уткнувшись в стенку. Мама встала между ним и отцом:

– Хватит, Яков! Он жалеет, что так вышло. Пойдем, Володя.

– Жалеет? Он – жалеет? Да он вообще ни о чем не думает! Негодяй! Я возьмусь за тебя! Из дома – ни шагу! Никаких гулянок! Гимназия, дом! Все! И только посмей ослушаться – я с тобой по-другому поговорю!

Мама увела Володю в комнату:

– Немедленно спать!

Всхлипывая, мальчик разделся и забрался в кровать. Щеки горели, руки дрожали. Завернувшись в одеяло, он тут же уснул.