Домой

Арсений Васильевич вышел из клуба и встал на углу. Через полчаса появился Володя – но не один, а с товарищем Зальцманом. Увидев бывшего лавочника, мальчишка смутился, если не сказать – перепугался, попытался было сделать вид, что не узнал, потом все-таки взял себя в руки, подошел.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Володя, – спокойно сказал Арсений Васильевич.

Подошел и Зальцман.

– Добрый вечер, – сказал он приветливо, – какая погода-то! Весной пахнет, чуете?

Арсений Васильевич кивнул и повернулся к Володе:

– Ты домой? Пойдем вместе?

– Вы рядом живете? – вмешался Зальцман, – мне тоже туда. Пойду и я с вами.

Арсений Васильевич поморщился:

– Володенька, ты тогда вот с товарищем иди, а я еще тут по делу… зайдешь к нам?

– Зайду.

– Ну, до встречи.

– Не захотел с нами идти, – вздохнул Зальцман, – а кто это?

– Сосед, – сказал Володя неохотно, – в соседнем доме живет. Я с его дочкой в одном классе учусь.

– А чем до революции занимался?

Володя замялся:

– Не знаю.

Зальцман достал папиросу:

– Все ты знаешь. Ну да ладно. Ты мне вот что скажи – родители твои знают, что ты в клуб ходишь?

Володя вспыхнул:

– Нет.

– И лучше, чтобы и не знали?

– Наверное…

– Ну, пусть не знают. Хотя я бы на твоем месте с отцом поговорил. Нам инженеры, образованные нужны. Но только – если они настроены правильно. Вот ты бы отцу и объяснил, как к рабочим надо относиться…. А то ведь он на Куроесова как на плевок смотрит – с презрением.

Володя, как обычно при общении с товарищем Зальцманом, растерялся. Что говорить? Что отец – трудяга, всю жизнь работает, и того же требует от других, требует дисциплины, порядка… да, он не выносит мужа Нюроньки, но с каким уважением он говорил о некоторых рабочих своего завода!

– Вы же сами его из квартиры выкинули, – сказал он наконец, – ну, Нюронькиного мужа.

– Выкинул, – кивнул Зальцман, – надо будет – еще выкину. И буду выкидывать, пока не поймет. Я его не брошу, он будет человеком, поверь мне, малый. А твой отец рад бы его обратно в подвал, чтобы он там дальше пил и пропадал. Понимаешь разницу?

Володя кивнул.

– Ну, вот и дом. Давай-ка беги первый, а я постою – покурю.

Володя поднялся по лестнице. В квартире стоял крик – ссорились Нюронька и Зося:

– Товарищ Куроесова! Ваши дети ведут себя недозволенно!

– Ты еще мне указывать будешь, стерва? Твой мерин моему мужику лицо изувечил, так и кинулся на рабочего человека, так и ты теперь на кровинушек моих будешь переть? Я за своих горло тебе перегрызу, вобла ты сушеная!

Володя тихонько проскользнул в гостиную. Отец и мама разом повернулись к нему.

– Откуда ты шел с этим человеком? – отрывисто спросил отец.

– С каким?

– Не притворяйся!

– Успокойся, Яков. Володя, ты шел вместе с нашим соседом, мы видели в окно. Откуда вы шли? Ты случайно его встретил?

Володя угрюмо молчал.

– Не случайно, – наконец ответил он, – я был в клубе.

– Где ты был?

– В клубе.

– В каком еще клубе?

– В рабочем. На Забалканском.

– Я говорил тебе, Соня, – сказал отец, – помнишь – про рисунок? Видимо, это был эскиз.

– Эскиз, – согласился Володя, – я для клуба нарисовал три плаката.

– Что ты сделал?

– Нарисовал три плаката! Я же ясно сказал.

– Зачем, Володя? – недоуменно спросила мама.

– Они меня попросили.

– А они не попросили еще раз меня арестовать? – с интересом спросил отец, – не попросили отдать еще одну комнату на благо пьющего пролетариата? Не попросили дать попользоваться зубной щеткой?

– Нет.

– Ничего, большевик, скоро попросят.

Отец вышел из комнаты, хлопнув дверью. Мама зло посмотрела на Володю:

– Что, забыл уже, как хамы ногами тебя пинали? Нравится, когда пьяная скотина в твоей комнате – на которую твой отец заработал – детей своих лупит и на пол блюет?

– Мамочка! – взмолился Володя, – мамочка, пожалуйста! Послушай меня… мамочка!

– Слушаю.

– Они… – сбивчиво заговорил он, – они не знают. У них… и щеток не было, и их научить надо… ну мамочка!

Володя сбился и замолчал.

– Все? – холодно спросила мама.

Дверь открылась, вошел отец.

– Соня, мы будем обедать?

– Да, Яков, одну минуту.

Эля накрыла на стол, мама поставила кастрюлю.

– Что там? – брезгливо спросил отец.

– Там суп, Яков, – сдержанно сказала мама, – из селедочных голов.

– Прекрасный обед!

Мама, пожав плечами, начала разливать суп по тарелкам. Отец поболтал в тарелке ложкой:

– Дааа, блестяще. Ну что, большевик, за это боролись?

Володя опустил глаза.

– Что – молчишь? Об этом говорит Маркс, Энгельс? Кто там еще?

Он попробовал суп и отложил ложку:

– Не сказал бы, что до революции ты жил хуже… Ну что же, ты первый кричал – свобода, свобода! Что ты сидишь? Ешь свой прекрасный революционный суп…

Володя молча ел. Конечно, суп прекрасный – горячий, и мама положила туда морковку. Отец наблюдал за ним:

– Ты доволен, я вижу. Ну что же, отлично!

Наконец обед закончился. Володя поблагодарил маму и скорее скрылся в Анютину комнату. Из гостиной слышался негромкий голос отца – он читал Анюте сказку.

Володя криво усмехнулся. Отец, как и все, съел свой суп до последней ложки.