Домой

– Да… – растерялся Володя, – но они не поняли, наверное. Ведь то, что в общих … ну как? Где мы все – кухня, ванная… они подумали, что и там все общее.

– Ты их никак защищаешь?

Володя глубоко вздохнул:

– Да.

В комнате воцарилось молчание.

– Вот как, – заговорил отец, – значит, ты одобряешь заселение нашей квартиры людьми, которые никогда не видели зубной щетки?

– Они жили в подвале, – сказал Володя, – Нюронька сказала, что у ее детей первый раз кровати. Они, наверное, на полу спали, с клопами.

Хлопнула входная дверь.

– Нюрка! – заорал пьяный голос, – где ты, сука? Что не встречаешь хозяина? А вы, ублюдки, по кроваткам, как порядочные?

Послышался детский крик.

– Что вы себе позволяете, товарищ Куроесов?

Альберг покачал головой:

– Зачем я учился, потом работал как проклятый? Надо было пить, ругать последними словами жену, избивать своих детей, держать их на полу с клопами – и сейчас мне за такие мои заслуги дали бы комнату, а у детей моих появились кровати. Да, сынок?

Володя напряженно искал слова. Отец прав, конечно, прав! Все, чтобы было у семьи – появилось только благодаря его труду. Но… Володя пытался сформулировать свои возражения, но не успел. Отец поднялся:

– Ладно, большевик. Буду надеяться, потом поумнеешь.

Назавтра жиличка из кабинета по имени Зося привела мужа:

– Вот! Товарищ Зальцман.

Володя едва не брякнул, что он знает про товарища Зальцмана и даже рисовал его, но покосился на отца и благоразумно промолчал.

Товарищ Зальцман оказался совсем другим. На портрете Володя изобразил его высоким богатырем, а в жизни это был лысый невысокий мужчина. Он направился к Альбергу:

– Будем знакомы, Зальцман.

Отец с плохо скрываемой брезгливостью пожал протянутую руку. Зальцман поклонился Софье Моисеевне, кивнул детям и ушел к себе.

Вечером явился подвыпивший Нюронькин муж, закричали дети. Из кабинета вышел Зальцман, рванул дверь бывшей Володиной комнаты, по коридору прогрохотало что-то тяжелое, захлопнулась входная дверь, запричитала Нюронька:

– Нету такого вашего права рабочего человека с лестницы кидать! Да сейчас уйдет этот козырь, Коленька, я тебя обратно пущу да рожу-то оботру… Об дверь-то уж не бейся, соколик! Ой!

Вышла Зося, Нюронькиного мужа умывали в ванной. Товарищ Зося назидательно говорила:

– Товарищ Куроесов, я вас предупреждала, что сейчас, в сложных революционных условиях, каждый пролетарий должен вести себя согласно нашего революционного порядку…

– И что ж он тебе так рожу-то отделал, Коленька! – вторила ей Нюронька.

Дети хихикали, выглядывая из комнаты.

Вечером Володя, проходя мимо кабинета, услышал:

– Павел, ты работаешь методами, которые могут быть осуждены революцией. Что это – мордобой? Товарища Куроесова надо вести в клуб, в люди! Перевоспитывать согласно нашей революционной морали.

– Отстань, Зоська, – лениво отвечал Зальцман.

Вечером следующего дня Володя пошел в клуб. Народу было полно – видать, всем хотелось послушать товарища Зальцмана. В дверях Володю встретил взъерошенный, счастливый Петька:

– Ты видел, сколько народу? Видел? Все твой плакат увидели и пришли. Спасибо тебе, Володька! Вот такое тебе мое революционное спасибо.

Володя неловко кивнул, пробрался в зал и сел с краю. Публика рассаживалась, весело переговариваясь. Некоторые ели семечки и плевали на пол.

В дверях случилась ссора – подвыпивший мужичок рвался на собрание:

– А ну пустите, гады! Прошло ваше время, хочу теперь и хожу по собраниям.

– Да ты пьяный! – убеждала его Манька.

Мужичок оттолкнул ее:

– Ты мне указывать будешь еще, шалава?

Выскочил Петька, выскочили еще несколько ребят, и пьяного вывели из клуба, поддав по дороге. Дверь крепко закрыли, и наконец на трибуну поднялся товарищ Зальцман.

– Товарищи! – весело сказал он.

Он говорил много и долго, наверное, хорошо, потому что его слушали, хлопали, ревели, кричали, иногда смеялись. Володя поначалу силился понять, о чем речь, но потом бросил и стал думать о своем.

Товарищ Зальцман – человек дела. Не стал слушать, как кричат и прячутся от пьяного отца Нюронькины дети, вышел и быстро навел порядок.

Почему отец так не мог? Он сильный, мог бы легко справиться с Нюронькиным мужем. Почему он не выкинул его на лестницу?

Собрание окончилось. Володя очнулся, когда зал почти опустел. Он ругал себя – ничего не услышал из того, что говорил товарищ Зальцман!

– А вот и наш художник, – послышался голос Петьки. Володя встал.

Петька сиял и с восторгом смотрел на товарища Зальцмана. Тот внимательно оглядел Володю:

– Здравствуй. Хорошо рисуешь, молодец! Слушай, я тебя как будто где-то видел?

– Видели, – смущенно сказал Володя, – мы с вами в одной квартире живем.

Зальцман сначала нахмурился, потом широко улыбнулся:

– Точно! Ты же сын инженера, да?

– Да.

– Как тебя зовут?

– Володя.

– Владимир, значит. Хорошее у тебя имя, малый, прямо как у вождя нашего. Ну что, Петр, пойду я теперь?

– Спасибо вам, товарищ Зальцман!

– И тебе спасибо. На той неделе еще приду, собирай рабочих. Ты домой, малый?

– Да.

– Что ж, пойдем вместе.

Володя поколебался, но отказаться было неловко.

Они вышли на улицу. Зальцман остановился, втянул в себя воздух.