Домой на Рождество

Вещи деда еще лежали на прикроватном столике – часы, стакан воды, ключ от квартиры соседки, фото бабушки и номер ежемесячного журнала о мотоциклах, который он так любил читать. Я покупал ему этот журнал в больничном киоске. Тут остался даже пакет от сэндвича, когда мы навещали его вместе с Бет.

Но не было моего деда…

– Простите. – Я приподнял занавеску, которая загораживала вход в сестринскую. Все там было, как и прежде, добавились лишь два небольших украшения по случаю Рождества. Слева на столе стоял пластмассовый Санта-Клаус, он непрерывно покачивался и, казалось, кивал самому себе, а справа на том же столе разместился Снеговик, его нос-морковка торчал задорно вверх.

Дежурная медсестра сидела за столом, уронив голову в бумаги, приподнимая ее только для того, чтобы облизать кончик собственного пальца.

– Простите великодушно, а где мой дедушка?

Сестра О’Рейли взглянула на меня и помрачнела. Я видел такие выражения на лицах у людей: серьезные, тяжелые. Такое выражение было на лице у деда, когда он набрался мужества сказать мне о том, что умерла бабушка. У сестры О’Рейли словно упали шторки на глаза, блокируя всякую надежду. Но я все же видел лучики сострадания, хотя они и были слабыми.

Я так переживал, что пытался унять сердцебиение, прижимая руку к груди.

– Вы Мэтт? – Сестра сдвинула стопку бумаг в сторону и встала.

– Да, это я. – Слова давались мне с трудом. Голос садился.

Господи, сделай так, чтобы с дедом все было в порядке. Я старался сосредоточиться взглядом на часах, приколотых к форме сестры. Стоит просто смотреть на них, не моргая, и тогда все точно будет в порядке. Пока часы идут и вместе с ними идет само время, все будет хорошо. Я старался в это верить. В горле застрял комок, пришлось прокашляться.

– Да, я внук Джека Балларда. Где он? Кто-то позвонил мне утром и велел срочно приехать, и вот я примчался.

– Ну да. – Сестра разгладила подол форменного платья, поправила локон у уха и, обогнув свой стол, приблизилась ко мне. Положила руку на плечо. Рука была тяжелой, словно из свинца, придавливала меня к земле. И несмотря на то что на мне был пиджак, я чувствовал, как жар ее тела переливается в меня через эту удивительную руку. – Пойдемте со мной, Мэтью. – Она как-то особенно произнесла мое имя, без мягкого звука на конце. И мне кажется, я навсегда запомню этот момент. И кто-то другой – какой-то другой Мэтью с твердым «т», не я, – проследовал за сестрой О’Рейли в комнату для родственников, комнату для прощаний с умершими. Это точно был не я.

– Может, присядете?

Но я уже ничего не слышал.

Комната с бежевым ковром на полу и бежевыми стенами. В такой комнате совсем не заметна грязь, а если и заметна, то ее легко отмыть. Никаких рождественских украшений, только стулья. Деревянные стулья с благородной голубой обивкой. Они смотрятся необыкновенно ярко в этой стерильной бежевой комнате. Нет рук, которые я мог бы пожать в эту минуту. Не на кого опереться. Сестра О’Рейли присела рядом и начала говорить.

– Остановка сердца. Никто не ожидал. Вызвали врача. Возникли осложнения. Мы сделали все, что могли.

А потом она произнесла три слова. Три простых слова, которые гвоздями вошли в мой мозг.

– Мне очень жаль.

Я не мог ни говорить, ни двинуться с места, но что-то ледяное зародилось в моем затылке и потекло волной по всему телу, достигая пальцев рук и ног. Оно добралось до живота, потом – до моего сердца. Я не мог нормально дышать, воздух не проходил в легкие. И, казалось, это уже не имеет значения.

Я не помню, сколько просидел так, пока сестра О’Рейли не спросила:

– Мэтью, могу я позвонить кому-нибудь из родственников, чтобы они приехали сюда?

Я покачал головой. Мы долго сидели в комнате, целую вечность, и время от времени сестра заговаривала со мной. Произносила слова утешения, а порой просто молчала. Вскоре я заметил рядом с собой чашку с горячим чаем.

В голове было пусто, в ней билось одно-единственное слово, как птица в клетке. И всякий раз, ударяясь о прутья этой клетки, оно достигало моего сердца, причиняя невероятную боль. Дед. Умер мой дед. Казалось, я дольше не вынесу этой пытки, и тогда мое сознание подсовывало отрицание – я начинал не верить. Нет, нет, нет. Это слово билось во мне еще сильнее и мучительнее, чем предыдущее. В какой-то момент я начал плакать, смотрел, как льются слезы, как падают на руки. Думал, запас слез не иссякнет никогда.

Глава 35 Бет

Когда мой бывший парень ушел прочь, высоко подняв голову и размахивая руками, с меня свалилось чувство вины, как старая кожа, которую я так долго носила. Теперь я была свободна. Да, у нас не было второго шанса, но это меня не пугало и не расстраивало. Если только совсем чуть-чуть, но я почему-то была уверена, что Айден не станет ночь напролет рыдать дома в подушку. Он обязательно встретит кого-нибудь через пару недель. Зайдет по своему обыкновению в бар, возьмет бутылку красного вина, подсядет к ближайшей симпатичной женщине, заведет беседу о ее достоинствах. И, кто знает, вдруг она очаруется?