Домой не по пути

– Привет, – здороваюсь сиплым голосом. Папа удивленно открывает глаза. Из носа у него торчит какой-то провод. Лицо сероватое, как обычно. Разве что теперь оно еще сильнее осунулось.

– Ты? – хрипит он. – Ты здесь?

– Да.

– Что тебе нужно? – Отец отворачивается. Я вижу, как дрожит его подбородок, и еще мне кажется, что ему стыдно. Впервые он говорит со мной, не выпив несколько банок пива, не проведя ночь за барной стойкой. Он всё понимает, и ему от этого плохо. – Я не настроен болтать.

– Я не болтать пришла.

– А зачем тогда?

– Проверить, как ты.

– Проверить, как я? – Он вновь смотрит на меня, а у меня всё сжимается. Глаза у отца покрываются пеленой, мутнеют. Он беззащитно стискивает в пальцах простыню, а я сразу же вспоминаю, как он стискивал этими же пальцами мои запястья. – Уходи.

– Хорошо. – Я вытираю ладонью слезы, срываюсь с места и хочу убежать, но меня останавливает его голос.

– Подожди. Реган. Стой!

Застываю перед дверью. Я сгибаюсь как от удара. Больно делают только те, кого мы любим, кто нам дорог. Этот человек вопреки всему, что между нами было, дорог мне. Я ненавижу себя за эти мысли, я хочу его ненавидеть.

А у меня не получается.

– Мэндис сказала, ты уезжаешь.

– Да. – Слезы бегут по моим щекам.

– Куда?

– В Провиденс. – Я оборачиваюсь и встречаюсь с отцом взглядом. – Буду работать в редакции. Писать чушь какую-то.

– Хорошо. Да, это хорошо.

– А с тобой что?

Отец не отвечает. Пожимает плечами, отворачивается, а я неожиданно отчетливо ощущаю, что отца у меня скоро не будет. И надеяться, что он исправится, я больше не смогу. Складываю руки на груди и плачу, потому что внутри у меня все горит и рушится. Разбивается на безобразные осколки.

– Ты… ты прости меня, Реган, – внезапно говорит он, глядя в окно. А я сгибаюсь пополам и закрываю ладонями лицо. – Я плохим отцом был.

Из горла вырывается всхлип. Я качаю головой из стороны в сторону, ничего не понимая, не осознавая. Мы прощаемся, но зачем? Я уйду, а он всё еще будет здесь, да?

– Ты исправишься, – шепчу я, выпрямляясь. – Люди исправляются.

– Я не успею.

Подбородок у него трясется. По грубому лицу катятся слезы. И он хочет стереть их, но не может поднять руку. Он то сжимает, то разжимает пальцы.

– Умирая, думаешь о том, что сделал. А я ничего не помню. – Папа смотрит на меня. – Ничего! Ты плакала, наверное.

– Наверное.

– Ты даже сейчас плачешь. Я вам с Мэндис жизнь испортил. Но вы прорветесь. Ты сделаешь всё, я уверен.

– Сделаю. – Я решительно киваю и подхожу к отцу. Невольно беру его шершавую руку. Пальцы у него холодные. – Принести одеяло?

Отец открывает рот, судорожно выдыхает и испускает всхлип. Он все же поднимает свободную руку и тянется к моему лицу. Закрываю глаза, когда она касается моей щеки.

– Ты так и не дождалась меня, Реган, – шепчет он.

– Дождалась, – отвечаю я, – ты ведь здесь.

Накрываю ладонью его пальцы и улыбаюсь. Впервые я улыбаюсь рядом с ним.

Я ухожу из больницы за пять минут до начала смены. Глаза у меня до сих пор пылают, но на душе гораздо легче. Всё можно исправить. Но ты сам должен захотеть этого. И захотеть вовремя.

Отец разрушил мою жизнь. Я всегда надеялась, что однажды он изменится, и он изменился. Поздно, но всё же. Я никогда не забуду того, что он сделал со мной и мамой. Я ведь неидеальна, память не сотрется просто так. Но еще я буду знать, что он раскаивался. Что он осознал свои ошибки. Легче ли от этого мне? Сложный вопрос.

История моей семьи неправильная. Она сложная и грустная. Но она заставляет меня верить в то, что люди меняются, когда любят, ждут и надеются. Во время перерыва я иду домой и нахожу книгу Кэтрин Стокетт «Прислуга».

Я люблю перечитывать ее. Эта книга придает мне уверенности, что и я добьюсь всего, чего захочу. Главное – первый шаг, а потом пусть не становится легче, но отступать некуда, если мечты действительно важные.

Я отдаю книгу Хелен Гудмен. Прошу передать ее Уиллу, когда он у них появится. Я знаю, что это глупо. Но я должна быть честной, а осталось лишь одно признать: я тоже проиграла пари.

Эпилог

Я работаю в редакции уже полгода.

Провиденс – красивый город. Каждую субботу я выхожу на улицу ближе к вечеру и гуляю по переулкам, открывая для себя новые места.

Быть внимательной к мелочам я научилась в той поездке. Не могу сидеть дома, когда знаю, что за окном непокоренные парки, музеи, улицы. Постоянно засиживаюсь допоздна у Брауновского университета. Наблюдаю за студентами и записываю себе что-то – профессиональная привычка. Я теперь все мысли заношу в блокнот. Это, кстати, очень даже полезно. Взбесит меня какая-то карга, что возмущается в автобусе, и я ей посвящаю целых две страницы.

Там есть глава про отца. Он умер четыре месяца назад. Я приезжала в Янгстаун, но не смогла и на пару часов остаться в городе. Слишком много плохих воспоминаний. Мне теперь в Провиденсе спокойнее. Возможно, здесь мой дом.