– Как и ты. Если он подумывает, не убрать ли ему меня, то почему ты думаешь, ему не приходят в голову такие же мысли и относительно тебя?
– Именно поэтому я и приглядываю за ним.
– Почему тогда не отделаться от него? Ты все еще можешь позвать кого-нибудь другого.
– Две причины. Во-первых, приглашать кого-то другого уже поздно. В настоящий момент у них и без того численное превосходство. Во-вторых, некоторые из тех, кого мы собираемся убить. Они будут последними на моем счету. Моя квота уже выполнена. Теперь я это знаю. Если я убью кого-то еще… до того, во время того или после – Костлявая придет за мной. Так устроена жизнь. Мне нужен кто-то, кто возьмет часть груза в виде этих призраков на свои плечи. Ты понимаешь, о чем я?
– Окей, – сказал я, растягивая гласные; я не был уверен, что Хуанка не пудрит мне мозги.
– Слушай, ты что-нибудь знаешь о немигающем юродивом?
Я ничего не знал о немигающем юродивом, а потому отрицательно покачал головой.
– Слушай, это был хороший чувак. Белый. Его звали Айзек. Все перед делом приходили к нему. Он словно умел общаться с богом и дьяволом в один день и говорил тебе, что произойдет.
– Так почему, черт побери, мы не нанесли визит к нему, а не к этому говну в Сан-Антонио? – спросил я.
– Этот чувак не дает людям того, что смог дать нам
– И что ты этим хочешь сказать?
– Я хочу сказать, что за неделю или около того до его исчезновения я приезжал к нему. Он сказал, что мой мешок полон. Я должен перестать убивать за деньги. А не перестану – мне конец.
– А нынешний случай – он что, какой-то дру…
– Ты про нынешний случай не беспокойся. На этот раз все в порядке. Эти
Понять его мысль о том, что он убивает только тех, кто этого заслуживает, было легко. Люди, которых убивал я, тоже заслужили смерть, но они не преследовали меня в сновидениях.
Молчание – иногда единственный выбор, поэтому я кивнул Хуанке. Я вырос в Пуэрто-Рико среди людей всех религий и знал, что смерть – дело серьезное, и никто не хочет вешать на себя такое число призраков, с каким он не сможет совладать. У меня не было основания верить Хуанке и думать, будто Брайан, чтобы увеличить свою долю, намерен пустить в меня пулю, как только деньги окажутся в наших руках. С другой стороны, и оснований не верить Хуанке у меня тоже не было. То же самое касалось и самого Хуанки. Мы с Брайаном знали друг друга. Время от времени общались. Он пришел, когда я опускал в землю гроб с дочерью. Из этого никак не вытекало, что мы друзья. Теперь я общался с Хуанкой, но и это не означало, что мы друзья. Ничто из этого не означало, что кто-то из них считает мою жизнь дороже моей доли. Может быть, Брайан споласкивает лицо и думает о том, что ему нужны силы, чтобы вырастить ребенка. А может, он накачивается льдом и думает о том, как меня укокошить, чтобы на мою долю устроить свое будущее. Жизнь – это то, что происходит между событиями, про которые, как нам кажется, мы знаем все, и событиями, про которые мы узнаем слишком поздно, чтобы что-то предпринять.
– Нелегалы гребаные.
Эти слова раздались где-то за моей спиной. Они ворвались в шум в моей голове и начисто пресекли все мои прочие мысли. Расовое унижение всегда оказывало на меня такое действие. Это как если бы кто-то в церкви проорал «я имел вашу мать». Мысль о том, что кто-то думает, будто определенный цвет кожи или место рождения делает тебя хуже или лучше, чем все остальные, показывает уровень глупости, который моя голова не в состоянии представить. Как это ни печально, именно такой бездонной глупостью я был окружен со времени моего возвращения из Пуэрто-Рико.