Через полчаса я ходил по коридору, читал таблички и думал о том, что это не очень сладко - торчать в пустом и незнакомом коридоре перед многими дверьми, за которыми сидят какие-то люди и занимаются своими делами. Но в конце концов у меня тоже были дела. Я нашел нужную дверь. Увидел окно, большой стол и женщину.
- Работа есть? — спросил я.
- Зайдите, — сказала она. — Какая вам нужна работа?
Я сказал. Она смотрела на меня как-то скучно и равнодушно. На ней была красивая белая блузка, но под мышками были круги от пота. Я говорил. Она перелистывала календарь.
- Каждая работа интересная, если ее любить, — сказала она. — Не обязательно в сборочном.
- Мне хотелось бы в сборочный.
Она перелистала календарь, потом опять посмотрела на меня. Она вела себя так, точно я зависел от нее. Мне стало противно.
- А почему вы переходите оттуда? — спросила она. Голос у нее был деревянный.
- Климат, — сказал я. — У меня шаткое здоровье.
У нее на лице ничего не шевельнулось.
- Что-нибудь натворили? Только говорите правду.
После этого мне ничего уже не хотелось говорить. Я спросил:
- А что нужно натворить?
- Выпиваете?
- Выпиваю. А вы?
- Жилплощадь у вас есть?
- А у вас?
- Завод жилплощади не предоставляет. Попробуйте сходить на завод Свердлова.
Я вышел и хлопнул дверью.
Я шел, заложив руки в карманы. В каком-то переулке из-за забора выскочил мяч. Я увидел этот мяч и залепил по нему так, что у меня заныло в колене.
Настроение у меня совсем испортилось. Мне было жарко, надоело ходить по этим улицам. Я чувствовал жалость к самому себе и обиду на весь свет. Я приду на завод Свердлова, и там меня тоже будут допрашивать: что, как и почему? Я что-нибудь совру, скажу им, что на старом месте меня не устраивает зарплата. Но почему я должен оправдываться и врать?
Я остановился и посмотрел на номер дома. Оставалось уже недалеко. Вдоль домов росли какие-то деревца, общипанные и тощие. С грузовика скатывали пивные бочки. Прямо впереди торчала большая труба. И дым почему-то был бурый и желтый.
На заводе Свердлова девушка сказала, что работа есть, но общежитие только для литейного цеха и для строителей. Она говорила это и что-то жевала. Я хотел уйти, но она махнула мне рукой.
- Поговорите с начальником отдела кадров, — сказала она. — Он сейчас придет. Посидите.
И опять я сидел, смотрел в стену и ждал. И как будто мне нужно было что-то особенное, что-то вроде железнодорожного моста или небоскреба. Я смотрел на стену, потом разглядывал стенгазету. Мне захотелось спать.
Человек в темном костюме, наверно, и был начальником отдела кадров. Девушка показывала на него пальцем.
- Значит, надо помочь парню? — сказал он, придвигая телефон.
Меня передернуло от этого - «помочь».
- Сколько же ты хочешь заработать? — спросил он.
- Сколько заработаю. Больше мне не надо.
Он посмотрел на меня внимательно.
- Значит, токарь?
- Я уже сказал, что токарь.
- Так вот, с общежитием... Комсомолец?
Я молчал. Я почувствовал себя загнанным и затравленным.
- Комсомолец? — переспросил он.
- Да... — Я посмотрел на него. — Да... А что, работа только для комсомольцев? Да?
Я встал. Он откинулся на спинку стула, прищурил глаза. Он сказал мне, чтобы я проспался и пришел завтра. Я посмотрел на него, повернулся и пошел. Я подумал, что с меня хватит.
В трамвае меня валило влево и вправо. Был конец рабочего дня, и я еле втиснулся в вагон. Меня толкали и переворачивали. Я не сопротивлялся. Я был точно сваренный. Хотел схватиться за ручку. Ручка все время была впереди. Потом она оказалась надо мной. Я ухватился за нее. Вот теперь я почувствовал, что мне нужно только одно: уснуть. Трамвай ехал медленно. Он почти не ехал. Мы застревали на каждой остановке. Мне казалось, что звонок стучит под самым ухом. Рубашка прилипла к телу. В вагоне пахло машинным маслом и цехом. Я подумал, что снова опоздаю на свидание с Ирой, и закрыл глаза. Ира, конечно, права. Теперь они будут склонять меня на каждом собрании. Звонок стучал, и он был где-то у меня в голове. Какие-то люди за моей спиной тискались и вертелись. Они пролезали вперед. Они уходили, а я оставался. Они не обращали на меня внимания. Я был для них только спиной, от которой можно оттолкнуться, и все. Я открыл глаза. Внизу была Нева. Мы съезжали с Литейного моста. Я увидел набережную, мчащиеся по ней автомобили и баржу с песком посередине реки. Посмотрел на часы и вдруг вспомнил про Лешку. Мне нужно было с ним попрощаться. Нехорошо, если он уедет, и мы не попрощаемся.
Возле «Пассажа» я выпил стакан холодной газированной воды. Вода помогла. Глаза теперь были не такие тяжелые. Я заставлял себя идти быстро. У Казанского росли тюльпаны. Очень много тюльпанов. Пылающий остров среди асфальта и камней. За кустами фонтан.
Я увидел Иру еще с Невского. Так могла стоять только она, очень прямо, неподвижно, но вместе с тем легко и свободно и чуть наклонив голову, словно она смотрела сразу на всех и ни на кого. Ира была в белом платье. Я первый раз видел ее в белом платье. Она пошла мне навстречу.