Дон-Аминадо

Свет с Востока, занимайся.
Разгорайся много крат,
«Гром победы, раздавайся»,
Раздавайся, русский мат!..
В самом лучшем смысле слова,
В смысле шахматной игры…
От конца и до другого
Опрокидывай миры!
По беспроволочной сети
Всяких кабелей морских
Поздравленья шлите, дети,
В выражениях простых!..
Рвите кабель, рвите даму,
Телеграфную мамзель.
Сердце, душу, телеграмму,
Не задумываясь, прямо —
Шлите прямо в Грандотель.
Буэнос. Отель. Алеше.
Очень срочно. Восемь слов.
«Бьем от радости в ладоши.
Без различия полов».
А потом вторую шлите
За себя и за семью:
«Ах, Алеша, берегите
И здоровье, и ладью!»
Третью, пятую, шестую
Жарьте прямо напролет:
«Обнимаю и целую
Шах и мат, и патриот».
Главным образом вносите
В текст побольше простоты,
Вообще переходите
Все с Алехиным на «ты»!
«Гой еси ты, русский сокол,
В Буэносе и в Айре!
Вот спасибо, что нацокал
Капабланке по туре!..
Десять лет судьба стояла
К нам обратной стороной.
Той, что, мягко выражаясь,
Называется спиной».
И во тьму десятилетья
Ты пришел и стал блистать!
Так возможно ль междометья.
Восклицанья удержать?!
Стань, чтоб мог к груди прижаться
Замечательный твой миф.
Заключить тебя в объятья.
Невзирая на тариф!..
Все мы пешки, пешеходы,
Ты ж орел — ив облаках!
Как же нам чрез многи воды.
Несмотря на все расходы.
Не воскликнуть наше — ах!..

1927

ЛЮБОВЬ ПО ЭПОХАМ

ШЕСТИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ

Опуститься на скамью
И в аллее, где фиалки,
На песке писать — люблю —
Наконечником от палки.
Слушать пенье соловья.
Замирать от муки сладкой
И, дыханье затая,
Поиграть ее перчаткой.
А когда начнут вокруг
Все сильней сгущаться тени.
Со скамьи сорваться вдруг.
Опуститься на колени,
Мелкой дрожью задрожать.
Так, чтоб зубы застучали,
И к губам своим прижать…
Кончик шарфа или шали.

ВОСЬМИДЕСЯТЫЕ ГОДЫ

Прийти в гости. Сесть на диван.
Покурить. А после куренья
Встать и сказать: «Жизнь — это обман…
С моей точки зренья!»
Потом, постояв, опять сесть.
Грузно, чтоб пружина заныла.
И вдруг взять и наизусть прочесть
«Я не помню, когда это было…».
Потом со вздохом сказать: «Н-да…»,
Схватить пальто, стать одеваться
И на глупый женский вопрос: «Куда?»
Грубо ответить: «Домой!.. Стреляться!..»

1905-й

Никаких фиалок. Никакой скамьи.
Ни пасторали, ни драмы.
Отрицание любви. Отрицание семьи.
Отрицание папы и мамы.
Она безвольно шепчет: «Твоя».
А он отвечает зловеще:
«Я утверждаю свое — я!..»
И тому подобные вещи.
Утвердив, он зевает. Пьет чай.
И молча глядит в пространство.
Потом он говорит: «Катя, прощай…
Потому что любовь — мещанство».

ЭВАКУАЦИЯ