Дон-Аминадо

НА КОШАЧЬЕЙ ВЫСТАВКЕ

В исканиях земного идеала.
Познания, истоков и основ
Великий смысл кошачьего начала
Открылся мне на выставке котов.

Все гибкое, все хрупкое, все злое,

Мятущееся в гибельной тоске,
Таящееся в видимом покое.
Сокрытое в хрустящем позвонке.

Блеснуло мне и вырвалось оттуда.

Из глубины сощурившихся глаз.
Из зелени, из тайны изумруда.
Из желтизны, впадающей в топаз,

Из тусклой тьмы смарагда и агата.

Из косных недр и облачных химер.
Которые описывал когда-то
Замученный любовницей Бодлер.

Но, равнодушна к памяти Бодлера,

Водила ты по выставке меня.
В твоих глазах, зеленовато-серых,
Был тот же блеск заемного огня,

Пронзительный, загадочный, лучистый,

Не ласковый, не женский и не твой,
А этой кошки, рыжей и пушистой.
Персидской кошки с шерстью золотой.

Но ты, увы! Бодлера не читала,

И от стихов ты приходила в грусть…
Зато ты просто кошек обожала
И все породы знала наизусть!

— Персидский кот с жестокими усами,

Священный кот, подведомственный Браме,
Шотландский кот, одетый в коверкот,
И белый кот, воспитанный в Сиаме,
И голубой, индокитайский кот,
И черный кот для Брокена, для оргий,
И серый кот для щедрых производств.
И ты была в безумии, в восторге
От этих рас, пород и благородств!

Когда ж домой с тобой я возвращался

И нам котенок маленький попался,
Измученный, несчастный и худой,
Мяукавший, намокший под дождями,
Родившийся, конечно, не в Сиаме,
А, вероятно, в яме выгребной.
Ты так его ногою оттолкнула,
А на меня так ласково взглянула.
Что понял я, что очередь за мной!

1932

ПЕСНИ ИЗГНАНИЯ

ЗОЛОТОЙ СОН

Господа! если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!

Надсон

Пусть он явится северным скальдом.
Миннезингером сказочных лет.
Пусть безумца зовут Макдональдом,
Если лучшего имени нет.
Пусть он будет брамином индусским,
И жрецом вожделеющих масс.
Или даже подвижником русским,
Как весьма уважаемый Влас.
Пусть он будет японец, китаец.
Или житель обеих Гвиней,
Или самый последний малаец…
Это им уж. малайцам, видней!
Пусть из тьмы, из пустыни прибудет —
Как какой-нибудь жалкий Номад.
Пусть из «Нового Града» он будет.
Если даже не нов этот Град…
Пусть он будет пророк гениальный,
Или, чаяньям всем вопреки,
Пусть он будет дурак интегральный
В переводе на все языки.
Все равно… Поколенье лелеет
Эту мысль с незапамятных лет.
— Только пусть он придет и навеет!
Потому что терпения нет…
Потому что покуда мы станем
И томиться, и веялки ждать,
Мы и сами дышать перестанем.
А на мертвых уж что навевать!

1932

CHANSON À BOIRE