Герцогиня показала письмо герцогу, и тот прочел его с огромным удовольствием. Обед прошел очень оживленно и весело. Наконец убрали со стола. Однако герцог и герцогиня все еще продолжали сидеть, наслаждаясь забавными шутками Санчо. Вечер был тихий и спокойный. Вдруг послышался заунывный звук флейты и глухой, тревожный грохот барабана. Все были поражены этой воинственной и печальной музыкой, особенно Дон Кихот, который от волнения не мог усидеть на месте. Санчо же со страха забрался в свое привычное убежище, то есть поближе к юбкам герцогини, ибо, по правде сказать, доносившиеся из сада звуки были очень тревожны и унылы. Между тем, пока все присутствующие переглядывались в большом смущении, в сад вошли два человека в таких широких и длинных траурных одеждах, что край их волочился по земле. Они ударяли в большой барабан, обтянутый черной тканью. Позади шел флейтист, также весь в черном, а за флейтистом шествовал человек гигантского роста, закутанный в черный-пречерный кафтан с огромным шлейфом; широкая черная перевязь опоясывала его поверх кафтана, и на ней висел громаднейший ятаган в черной оправе и в таких же ножнах. Лицо человека было закрыто прозрачным черным покрывалом, сквозь которое просвечивала длинная, белая как снег борода. Он выступал величественно и важно в такт барабану. Его громадный рост, гордая поступь, черное облачение и свита могли бы смутить всякого, тем более что никто не знал, кто он такой.
Медленно и торжественно приблизился он к герцогу, который поджидал его, стоя в кругу своих приближенных, и опустился перед ним на колени. Но герцог повелел ему встать. Тогда великан поднялся и, откинув с лица покрывало, открыл такую страшную, окладистую, густую бороду, какой никогда еще не созерцали человеческие глаза. Затем, устремив взоры на герцога, он произнес звучным низким голосом:
— Высочайший и могущественный сеньор, меня зовут Трифальдин Белая Борода; я — оруженосец графини Трифальди, иначе именующейся дуэньей Долоридой. Она отправила меня с посольством к вашему высочеству, дабы просить вашего разрешения предстать перед вами и лично рассказать вашей милости о своем необыкновенном горе. Но прежде всего она желает знать, не находится ли в вашем замке отважный и непобедимый рыцарь Дон Кихот Ламанчский. В поисках этого доблестного рыцаря она пешком и натощак прибыла в ваше государство из своего отдаленного королевства. Графиня ждет у ворот вашего дворца и явится сюда, как только вы дадите мне благоприятный ответ. Я кончил.
Тут он кашлянул, обеими руками оправил свою бороду и с большим достоинством стал ждать ответа герцога. А тот сказал:
— Уж давно, добрый оруженосец, до нас дошла весть о несчастье, постигшем графиню Трифальди, которую злые волшебники заставили называться дуэньей Долоридой. Передайте ей, что храбрый рыцарь Дон Кихот Ламанчский находится здесь и, конечно, окажет ей всяческую помощь и защиту. Да и я тоже готов помочь ей, ибо этого требует мое рыцарское достоинство.
Услышав это, Трифальдин снова преклонил колени, потом подал знак флейтисту и барабанщикам и удалился из сада так же торжественно, как и вступил в него.
А герцог обратился к Дон Кихоту и сказал:
— О знаменитый рыцарь, велика слава ваших подвигов! Не успели вы пробыть под нашей кровлей несколько дней, а уже со всех сторон спешат сюда люди из дальних стран в поисках вашей помощи, покровительства и защиты, ибо все знают, что великодушие и доблесть ваши не имеют пределов.
— Я возношу господу бесконечную благодарность, — ответил Дон Кихот, — за то, что он допустил меня сделаться странствующим рыцарем. Сколько бы горестей ни встретилось на моем пути и какие бы труды я ни понес, я убежден, что все они принесут пользу. Жаль только, ваша светлость, что здесь нет вашего почтенного духовника. Вы помните, с каким презрением он отзывался о странствующих рыцарях. Теперь бы он воочию убедился, что именно у этих презренных странствующих рыцарей ищут помощи и утешения все угнетенные и безутешные. Пусть эта дуэнья просит у меня всего, что захочет; сила моей руки и бестрепетная решимость моего духа доставят ей исцеление от бед.
Герцог и герцогиня были чрезвычайно довольны, видя, с каким простодушием Дон Кихот принимает за чистую правду затеянную ими шутку. А Санчо сказал в раздумье:
— Боюсь я, как бы эта сеньора дуэнья не испортила моего дела с губернаторством. Один мой знакомый, аптекарь из Толедо, не раз говорил мне: «коли в дело замешаются дуэньи, так уж не жди ничего хорошего». Вот я и опасаюсь, как бы эта дуэнья Долорида[99]
, или графиня Три фалды, или Три хвоста (по-деревенски что фалды, что хвосты — все едино), не наделала нам беды.— Замолчи, друг мой Санчо, — прервал его Дон Кихот, — эта сеньора дуэнья приехала ко мне из таких далеких стран, что, уж наверное, она не входит в число тех дуэний, о которых говорил аптекарь, тем более что она — графиня, а графини служат дуэньями только королевам или императрицам, а у себя дома они — весьма знатные дамы, и им прислуживают другие дуэньи.
Донья Родригес, слышавшая этот разговор, сказала: