– Я бы охотно помог тебе, – ответил Санчо, – но я вовсе не корыстолюбив, а то я не выпустил бы из рук еще сегодня утром такое место, на котором я мог бы разукрасить золотом даже стены своего дома и через полгода есть с серебряных блюд. Поэтому и еще потому, что мне кажется, что это была бы измена относительно моего короля, если б я помогал его врагам, я бы не поехал с тобой, даже если бы ты не то, что посулил мне двести ефимков, а отсчитал бы тут же чистоганом целых четыреста.
– А какое такое место ты бросил, Санчо? – спросил Рикоте.
– Я бросил место губернатора острова, – ответил Санчо, – да такое, что ей Богу же другого такого мы найдешь и на три мили в окружности.
– А где же этот остров? – спросил Рикоте.
– Где? – переспросил Санчо. – В двух милях отсюда. Он называется Баратарией.
– Полно, Санчо, – возразил Рикоте, – острова там, на море, а на земле островов не бывает.
– Как не бывает! – вскричал Санчо, – Говорю тебе, друг Рикоте, что я сегодня утром уехал оттуда, а вчера губернаторствовал там вволю, точно сагиттарий. И все-таки я бросил его потому, что нашел губернаторскую должность опасной.
– А какая тебе вышла польза от этого губернаторства? – спросил Рикоте.
– А польза вышла такая, – ответил Санчо, – что я узнал, что не гожусь ни для какого управления, кроме разве в овчарне, и что богатства, которые приобретаешь в этих губернаторствах, приобретаются в ущерб покою, сну и даже жизни, потому что губернаторы островов должны есть мало, особенно если у них есть лекаря, которые обязаны смотреть за их здоровьем.
– Я тебя не понимаю, Санчо, – сказал Рикоте, – но мне кажется, что все, что ты говоришь, попросту чепуха. Какой черт мог дать тебе в управление остров? Разве нет на свете людей поискуснее тебя, чтобы быть губернаторами? Замолчи, Санчо, будь рассудителен и подумай, не согласишься ли ты отправиться со мной, как я тебе уже сказал, чтобы помочь мне вынуть клад, который я зарыл и который так велик, что его по справедливости можно назвать кладом. Я дам тебе, повторяю, столько, что тебе хватит, чем прожить до конца дней твоих.
– Я уже сказал тебе, Рикоте, что не хочу, – возразил Санчо. – Довольно с тебя и того, что я тебя не выдам. Иди ты своей дорогой с Божьею помощью, а мне не мешай идти своей, потому что я знаю поговорку: «Что честно наживается, теряется, и что дурно наживается, теряется, захватывая с собой и владельца своего».
– Не стану настаивать, Санчо, – промолвил Рикоте. – Но скажи мне: ты был дома, когда уезжали моя жена, дочь и шурин?
– Да, был, – ответил Санчо, – и могу сказать тебе, что дочь твоя во время своего отъезда была так прекрасна, что все деревенские жители выбежали смотреть, как она проедет, и все говорили, что красивее ее никого нет на свете. Она, уезжая, плакала и целовала своих подруг, знакомых, всех, кто приходил посмотреть на нее, и просила их помолиться за все Богу и Его Святой Матери, Богородице. Это было так жалостно, что даже я, хотя вовсе не плакса, расплакался. Право, многие хотели скрыть ее у себя или увезти ее с дороги, но их удерживал только страх ослушаться королевского указа. Больше всех выказал страстность Дон Педро Грегорио[279]
– знаешь, тот молодой наследник майората, такой богач, который, говорят, был очень влюблен в нее. Словом, с тех пор, как она уехала, он исчез из наших мест, и мы думаем, что он погнался за ней, чтобы похитить ее. Но до сих пор об этом ничего не известно.– Я всегда подозревал, сказал Рикоте, – что этот барин любит мою дочь, но я так верил в добродетельность Рикоты, что нисколько не тревожился тем, что он в нее влюбился, потому что ты, верно, слыхал, Санчо, что это большая редкость, чтоб морискские женщины по любви выходили за исконных христиан, и моя дочь, которая, как мне кажется, больше предавалась христианству, чем любви, не могла обращать большого внимания на ухаживания этого майоратного дворянина.
– Дай Бог! – ответил Санчо. – Потому что это было бы плохо и для того, и для другой. Однако отпусти меня, друг мой Рикоте: я хочу сегодня же свидеться с моим господином Дон-Кихотом.
– Поезжай с Богом, брат Санчо. Вот уж и спутники мои начинают протирать глаза, и нам тоже пора в дорогу. Они нежно поцеловались; Санчо сел на своего осла; Рикоте взял в руки посох, и они расстались.
ГЛАВА LVI
О неслыханной и чудовищной битве, данной Дон-Кихотом лакею Тозидосу в защиту дочери госпожи Родригес
Герцогу и герцогине совсем не пришлось раскаяться в шутке, сыгранной ими с Санчо Панса в смешном губернаторстве, которое они ему дали, тем более что в этот самый день их мажордом возвратился и рассказал им слово за словом почти все слова и все действия, сказанные и совершенные Санчо Панса в эти несколько дней. Наконец, он рассказал им об осаде острова, испуге Санчо и его поспешном бегстве. Это особенно их позабавило.