Читаем Дон Кихот полностью

— Честное слово, вы заблуждаетесь, ваша милость, — возразил другой оруженосец. — Духовная должность может оказаться доходнее иного острова, ибо не все острова хороши: бывают среди них бедные и унылые. К тому же, даже самые плодородные и богатые налагают тяжелое бремя забот и тревог на того несчастного, кому они достаются в управление. Я думаю, что нам с вами, изнемогающим в должности оруженосцев, было бы куда выгоднее отказаться от этой затеи. Всего лучше не ждать от наших господ никаких островов, графств и духовных должностей, а вернуться восвояси и заняться более приятными делами — охотой, например, или рыбной ловлей; у любого оруженосца найдется пара борзых да удочки; стало быть, ему есть чем поразвлечься у себя в деревне.

— Все это у меня есть, — ответил Санчо. — Вот только лошади нет; зато у меня есть ослик, много получше коня моего господина. Пусть господь не даст мне счастливо встретить ближайшую Пасху, если я соглашусь променять моего осла на его коня, хотя бы в придачу он дал мне еще четыре меры ячменного зерна. Ваша милость решит, что я шучу, если я стану перечислять все достоинства моего серого. И борзые у меня найдутся; ведь у нас в деревне их не занимать стать, а охота особенно приятна, когда охотишься за чужой счет.

— Клянусь, сеньор оруженосец, — ответил Санчо его собеседник, — я решил бросить все эти рыцарские сумасбродства, вернуться к себе в деревню и воспитывать детишек, — у меня их трое, и все словно восточные жемчужины.

— А у меня — двое, — сказал Санчо, — да таких, что их не стыдно повезти во дворец к самому папе, особенно девчонку. Наперекор матери, я собираюсь сделать ее графиней, ежели будет на то милость божия.

— А сколько лет этой сеньоре, которая готовится в графини? — спросил оруженосец рыцаря Леса.

— Около пятнадцати, — ответил Санчо, — но она ростом не ниже копья, свежа, как апрельское утро, и сильна, точно поденщик. И я только о том и молю господа бога, чтобы он привел меня поскорее свидеться с моей семьей и избавил меня от смертного греха, или (что то же самое) от опасной службы оруженосца. Я уже попробовал ее однажды и ни за что не взялся бы за нее снова. Меня соблазнил только кошелек с сотней дукатов, который мне удалось найти в прошлый раз в глухом ущелье Сиерра-Морены. С тех пор дьявол дразнит меня золотыми монетами. Ну так и водит ими перед глазами; каждую минуту мне мерещится, что я хватаю мешок с деньгами, прижимаю его к груди и тащу домой, а там покупаю себе землю и живу, как принц. Когда я об этом думаю, я легко переношу все муки, что выпадают мне на долю на службе у моего свихнувшегося хозяина. Ибо, говоря по совести, он более похож на сумасшедшего, чем на рыцаря.





— Вот потому и говорится, — ответил второй оруженосец, — что жадность мешки рвет. Но раз мы уже заговорили о сумасшедших, то скажу вам, что большего безумца, чем мой господин, на свете не сыщешь. Он принадлежит к тому роду людей, о которых говорится: подыхает осел от чужих забот. Подумайте-ка, только для того, чтобы вернуть другому рыцарю рассудок, он сам сделался сумасшедшим и отправился на поиски того, от чего ему самому, быть может, первому не поздоровится.

— А может, он влюблен? — спросил Санчо.

— Да, — ответил слуга неизвестного рыцаря, — он влюблен в некую Касильдею Вандальскую, а другой сеньоры с таким крутым нравом во всем мире не сыщется. Впрочем, его этим не испугаешь. У него в голове бездна всяких затей и козней. Вы скоро в этом убедитесь.

— И на самой прямой дороге есть ухабы, — сказал Санчо. — В других домах изредка варят бобы, а у меня их полные котлы. У безумия, видно, больше спутников, чем у мудрости; но если справедлива поговорка, что товарищи по несчастью приносят нам облегченье, то, значит, и я могу утешиться в обществе вашей милости, раз рыцарь, которому вы служите, такой же безумец, как мой господин.

— Он безумец, но зато храбрец, — возразил другой оруженосец, — а хитрости в нем будет побольше, чем безумства и храбрости.

— Ну, мой-то совсем не такой, — ответил Санчо, — никакой хитрости в нем нет. Душа у него открыта, как кувшин; никому он зла не причиняет, всем делает добро. Нет в нем ни капли лукавства: любой ребенок убедит его, что сейчас ночь, когда на самом деле полдень. За это простодушие я и люблю его всем сердцем и, несмотря на все его сумасбродства, никак не могу решиться его покинуть.

— А все-таки, братец мой и сеньор, — возразил слуга рыцаря Леса, — когда один слепец ведет другого, оба рискуют свалиться в яму. Искатели приключений нередко наталкиваются на приключения вовсе не приятные и даже опасные. Поэтому я думаю, не лучше ли было бы нам оставить наших рыцарей и вернуться домой.

Во время этого разговора Санчо каждую минуту сплевывал слюну. Другой оруженосец подметил это и сказал:

— Мне кажется, что мы так много говорили, что у нас языки прилипли к гортани. Но подождите, братец: у меня на луке седла висит неплохое средство против этого.

Перейти на страницу:

Все книги серии Дон Кихот Ламанчский

Похожие книги

Театр
Театр

Тирсо де Молина принадлежит к драматургам так называемого «круга Лопе де Веги», но стоит в нем несколько особняком, предвосхищая некоторые более поздние тенденции в развитии испанской драмы, обретшие окончательную форму в творчестве П. Кальдерона. В частности, он стремится к созданию смысловой и сюжетной связи между основной и второстепенной интригой пьесы. Традиционно считается, что комедии Тирсо де Молины отличаются острым и смелым, особенно для монаха, юмором и сильными женскими образами. В разном ключе образ сильной женщины разрабатывается в пьесе «Антона Гарсия» («Antona Garcia», 1623), в комедиях «Мари-Эрнандес, галисийка» («Mari-Hernandez, la gallega», 1625) и «Благочестивая Марта» («Marta la piadosa», 1614), в библейской драме «Месть Фамари» («La venganza de Tamar», до 1614) и др.Первое русское издание собрания комедий Тирсо, в которое вошли:Осужденный за недостаток верыБлагочестивая МартаСевильский озорник, или Каменный гостьДон Хиль — Зеленые штаны

Тирсо де Молина

Драматургия / Комедия / Европейская старинная литература / Стихи и поэзия / Древние книги
История бриттов
История бриттов

Гальфрид Монмутский представил «Историю бриттов» как истинную историю Британии от заселения её Брутом, потомком троянского героя Энея, до смерти Кадваладра в VII веке. В частности, в этом труде содержатся рассказы о вторжении Цезаря, Леире и Кимбелине (пересказанные Шекспиром в «Короле Лире» и «Цимбелине»), и короле Артуре.Гальфрид утверждает, что их источником послужила «некая весьма древняя книга на языке бриттов», которую ему якобы вручил Уолтер Оксфордский, однако в самом существовании этой книги большинство учёных сомневаются. В «Истории…» почти не содержится собственно исторических сведений, и уже в 1190 году Уильям Ньюбургский писал: «Совершенно ясно, что все, написанное этим человеком об Артуре и его наследниках, да и его предшественниках от Вортигерна, было придумано отчасти им самим, отчасти другими – либо из неуёмной любви ко лжи, либо чтобы потешить бриттов».Тем не менее, созданные им заново образы Мерлина и Артура оказали огромное воздействие на распространение этих персонажей в валлийской и общеевропейской традиции. Можно считать, что именно с него начинается артуровский канон.

Гальфрид Монмутский

История / Европейская старинная литература / Древние книги