Дон Кихот

— Недурно! — воскликнул Дон Кихот. — Итак, эти книги, напечатанные с разрешения короля и с одобрения властей, книги, которые с восторгом читают и восхваляют старые и малые, богатые и бедные, благородные и простолюдины, — эти книги вы называете лживыми! Но ведь в них нет ничего вымышленного, — в них одна истинная правда! Да и как же может быть иначе! Ведь там приводятся самые точные подробности из жизни каждого героя: названы его отец и мать и место, где он родился; подробно, день за днем, рассказаны его подвиги, описаны страны, где он побывал. Полноте, ваша милость, не кощунствуйте! Лучше послушайтесь моего совета: перечтите эти книги, и вы увидите, какое они вам доставят удовольствие. Да разве есть наслаждение выше, чем читать рыцарские романы! Перед вашим умственным взором проходят разные люди, герои, чудовища, прекрасные замки, дремучие леса, а то вдруг откроется огромное озеро кипящей и клокочущей смолы, в котором кишмя кишат бесчисленные змеи, ящеры и другие свирепые и страшные гады, а из самой середины его вдруг раздается жалобный голос: «Кто бы ты ни был, рыцарь, но если ты хочешь добыть сокровища, скрытые в черных водах этого страшного озера, прояви доблесть твоего могучего сердца и прыгни в черную раскаленную влагу. Ты удостоишься тогда узреть великие чудеса семи замков семи фей, скрытых под этими черными волнами». И как только рыцарь услышит эти наводящие трепет слова, он уж ни о чем не рассуждает; не думает об опасности, не заботится даже о том, чтобы снять с себя тяжелые могучие доспехи. Поручив себя богу и своей даме, он бросается в самую глубь кипящего озера, но волны расступаются, и вот перед ним луга, с которыми не сравнятся Елисейские поля. Ему кажется, что небо здесь более прозрачно и солнце более ярко; тенистая роща манит его прохладой, деревья в ней сверкают такой свежей листвой, что зелень их тешит взоры, а сладостное пение бесчисленных пестрых пташек, порхающих по ветвям, радует слух. Хрустальный ручеек бежит по мелкому песку и белым камушкам. Вот видит он фонтан, сделанный из разноцветной яшмы и полированного мрамора. А вот и грот, выложенный прелестнейшими раковинами, перемешанными со сверкающими разноцветными кристаллами. Внезапно открывается перед ним укрепленный замок или роскошный дворец: стены его — из золота, зубцы — из алмазов, ворота — из гиацинтов. Весь он унизан драгоценными камнями, но еще пленительнее архитектура — кружевные башенки, висячие балконы, колоннады и лестницы пленяют взор. Ворота замка внезапно открываются, и из них выходит вереница прекрасных девушек в изящнейших нарядах. Одна из девушек берет рыцаря за руку и, не говоря ни слова, ведет его в роскошный замок. Там он совершает омовение, его натирают благовонными мазями, облекают в тончайшие и благоуханные одежды, а сверху накидывают мантию, которая, по самому скромному подсчету, стоит дороже целого города. Потом рыцаря ведут в другую залу, где уже накрыты столы, на руки ему льют воду, смешанную с чистой амброй или же с соком благоуханных цветов, и усаживают на трон из слоновой кости; храня полнейшее молчание, девушки прислуживают ему, приносят множество вкуснейших яств и начинают угощать его. Пока он ест, звучит таинственная музыка. Когда же обед кончен и со столов убрано, перед рыцарем внезапно появляется еще одна девица, которая своей красотой затмевает всех остальных; она садится рядом с рыцарем и объясняет ему, что это за дворец и кто она сама. Оказывается, что она зачарована злым волшебником и давно ждет избавителя… Но я не хочу продолжать. И без того ясно, что любой роман о странствующих рыцарях должен удивлять и восхищать всякого читателя. Итак, послушайтесь меня, ваша милость, и перечтите эти книги: если вы будете в меланхолии, они ее рассеют; если будете в дурном настроении, они его исправят. Что же касается меня, то могу вас уверить, что с тех пор, как я сделался странствующим рыцарем, я стал мужественным, учтивым, щедрым, воспитанным, великодушным, любезным, смелым, ласковым. Я терпеливо выношу и невзгоды, и плен, и колдовство. Сейчас меня посадили в клетку, как сумасшедшего, но все же я надеюсь с помощью моей могучей руки, если только небо будет ко мне благосклонно, сделаться королем какой-нибудь страны. Тогда все вы увидите, сколько отзывчивости и щедрости таится в моей груди. О, я сумею облагодетельствовать моих друзей, особенно же беднягу — моего оруженосца Санчо Пансу, которого я считаю лучшим человеком на свете. Я уже давно обещал пожаловать его графством, и мне бы очень хотелось это сделать, хотя я и побаиваюсь, что он не сумеет им управлять.

Санчо услышал самый конец речи Дон Кихота и сказал:

— Уверяю вас, ваша милость сеньор Дон Кихот, что у меня хватит сметки, чтобы управиться с графством, которое вы столько раз мне обещали. Лишь бы оно мне поскорей досталось!