– Это совершенно верно, – ответила молодая девушка, – и эта дочь я самая. Правду ли или неправду говорит молва о моей красоте, можете судить сами, господа, потому что вы меня видели». При этих словах она залилась слезами. Тогда секретарь, подойдя к метр-д'отелю, сказал ему на ухо: «С этой бедной молодой девушкой случилось, без сомнения, что-то очень серьезное, если она, знатная по происхождению, в таком наряде и в такой час убежала из дому». «Невозможно и сомневаться в этом», ответил метр-д'отель, – тем более что ее слезы подтверждают наше подозрение».
Санчо стал утешать ее самыми лучшими словами, какие мог придумать, и просил ее без опасения рассказать ему, что с ней случилось, обещая, что все они постараются от всего сердца и всеми возможными средствами помочь ей. «Дело в том, господа, – сказала она, – что мой отец уже десять лет держит меня взаперти, т. е. с тех самых пор, как земляные черви стали есть мою бедную мать. У нас служится обедня в богатой часовне, и за все это время я видела одно только небесное солнце в продолжение дня и луну и звезды в продолжение ночи и не знаю, что такое улицы, площади, храмы и даже мужчины, кроме моего отца, брата и Педро Переса, фермера, которого и вздумала выдать за своего отца, потому что он часто приходит к нам в дом, а настоящего своего отца я назвать не хотела. Уже много дней и много месяцев я не могу мириться с этим постоянным затворничеством и с этими вечными запрещениями выходить даже в церковь. Я хотела видеть свет или хоть то место, где я родилась, потому что мне казалось, что это желание не противоречит благопристойности и уважению к самим себе, подобающему знатным девушкам. Когда я слышала, что существуют бои быков или игры в кольцо, и что в театре представляются комедии, я просила брата, который годом моложе меня, рассказать мне, что все это значит, и вообще обо всем, чего я никогда не видала. Он объяснял мне все, как мог, но это только еще более разжигало мое желание видеть все это. Наконец, чтоб не останавливаться долго на истории моей гибели, сознаюсь, что я просила и умоляла брата, и лучше бы и не просила ни о чем подобном!..». Тут молодая девушка снова залилась слезами, а мажордом сказал ей: «Пожалуйста, продолжайте, сударыня, и скажите нам, что с вами случилось, потому что ваши слова и слезы приводят нас всех в недоумение». – «Мне уже немного остается досказать, – ответила молодая девушка, – хотя много остается плакать, потому что неосторожные и неуместные фантазии только и могут кончаться такими бедами и искуплениями».
Прелести молодой девушки до глубины души поразили метр-д'отеля. Он опять поднес к ней фонарь, чтоб еще раз взглянуть на нее, и ему показалось, что из ее глаз текут не слезы, а капли луговой росы, и он даже возводил их в восточные жемчужины. Поэтому он горячо желал, чтоб ее несчастье было не так велико, как можно было судить по ее слезам. Что же касается губернатора, то он приходил в отчаяние от того, что молодая девушка так мешкала продолжением своей истории; он просил ее не оставлять их так долго в неизвестности, говоря, что уже поздно и что им остается еще пройти порядочную часть города. Она стала рассказывать, прерывая свою речь рыданиями и всхлипываниями. «Вся моя беда, все мое несчастье произошли от того, что и просила брата одеть меня в свое платье мужчиной и пойти со мной ночью осмотреть весь город, когда отец наш будет спать. Я так надоела ему своими просьбами, что он, наконец, уступил моему желанию, он надел на меня это платье, сам оделся в мое, которое так пришлось ему, как будто шито было на него, – потому что у моего брата еще нет ни одного волоска на подбородке, и он совсем похож на хорошенькую девушку, – и около часу тому назад мы вышли из дому. Руководимые своим безрассудным и бессмысленным планом, мы обошли весь город, а когда мы захотели вернуться домой, нам навстречу вдруг показалась большая толпа людей, и брат сказал мне: «Сестра, это верно обход: беги за мной что есть духу, потому что если нас поймают, нам придется раскаяться». С этими словами он повернулся и не побежал, а просто полетел. Я же после нескольких шагов упала, до того я была испугана. Тогда ко мне подошел судейский чиновник, который и привел меня к вашей милости, и я стыжусь теперь, что могу показаться стольким людям ветреной и беспутной.
– Значить, сударыня, – сказал Санчо, – с вами другой беды не приключилось, и не ревность, как вы сказали в начале вашего рассказа, заставила вас уйти из своего дома?