Дон-Коррадо де Геррера

Мориц, считая убитою Сигизбету своим братом, с отчаяния бежал три дни на своей лошади, которая, не имея отдыха, пала мертва. Он шел пешком и, ведомый отчаянием и бешенством, испускал ужасные стенания. Пища его не занимала, и если он ел, то коренья и плоды, какие ему попадались, пожирал с бешенством. Он пришел в густоту богемских лесов, где сыскал пещеру и остановился в ней. Тут, в этих дремучих лесах, в этой пустыне он искал своей смерти, хотел окончать жизнь — жизнь, которая без Сигизбеты была ему тягостна. Иногда он испускал глухое стенание, иногда погружался в страшное безмолвие; он изливал горесть свою в молчании, в каменном бесчувствии, ибо сильная горесть сделала его сердце каменным. Ни одна слеза не орошала лица его; горесть и отчаяние точили его сердце и сделали его человеконенавистным. В одну бурную ночь сидел он при входе пещеры и любовался свирепством и ужасами натуры: они питали его душу; он любил предметы, подобные его душе, сходные с мрачною печалию, стесняющею его сердце; он любил, когда вихри с страшным свистом волновали и крутили воздух, или когда бледная луна проглядывала из-за седых облаков, или когда молнии, предтечи разрушительных громовых ударов, вырываясь из черных туч, вились по небу. Долго сидел он в мрачной задумчивости, наконец вскричал:

— Жестокие существа! Вы, которые называетесь человеками, которых я так любил. Человеки! что я вам сделал? Брат, которого я так любил, что я тебе сделал? Так! все люди недостойны моей любви; я вас ненавижу, жестокие люди! Я вас оставляю, я удаляюсь от вас и хочу жить в пустыне, а вы свирепствуйте в своих исступлениях, терзайте, умерщвляйте невинность! Отныне между вами и мною прерываются все связи; я вас забываю и буду жить в покое... В покое? Ах! брат отнял его у меня! Грозная туча разразилась над моею головою. Удар! Удар! Теперь горесть со мною неразлучна.

Он упал на землю и лежал как окаменелый. Страшно свирепствовала буря, и верхи гордых дубов преклонялись, листья толстой тополи сильно шумели. Мориц вдруг приподымается.

— Дуй тише, шумящий Борей! — говорит он. — Тише шумите, дубы, дайте узнать, жив ли я. Га! я слишком жив, чтоб чувствовать во всей полноте мою горесть. Теперь, когда я смотрю на свирепствующую природу, вижу, как вихри быстро гонят грозные облака по синему небу, слышу опустошительные их свисты и уподобляю их страстям человеческим, которые мучат нашу душу. А любовь? О! эта страсть подобна змее, скрывающейся под цветами. Как всё мрачно, пусто для меня! Вечная ночь! окружи меня. Сигизбета умерла — и я умер.

Так думал бедный Мориц, и сон овладел им. Прошла ночь, настал день. Мориц проснулся, встал и, чувствуя голод, утолил его кореньями и плодами.

Так проходило время, и Мориц, привыкший к человеколюбию, к сладостным чувствам, мог ли возненавидеть, позабыть людей? Он хотел наслаждаться натурою, плакал, и слезы, текущие, как он думал, от умиления при виде щедрот и благостей Творца, эта слезы текли о Сигизбете. Он начал уже выходить из лесу, дабы увидеть человека. В один день, сидя возле дороги, видит он идущую девушку, видит — и его сердце трепещет. Она приближается; Мориц подходит, смотрит на нее и, закрывая руками лицо, вскрикивает:

— Подобие моей Сигизбеты!

— Почему ты знаешь мое имя? — спросила добросердечная крестьянка.

Мориц

Так тебя зовут Сигизбетою?

Крестьянка

Точно так.

Мориц

Сигизбетою?

Крестьянка

Да, да, неужели тебе нравится это имя? Правда, мужчины причудливы; когда попадется им какое имя, то они вечно твердят его, чтоб не забыть. Мой Фриц выдумал какое-то имя...

Мориц

Кто этот Фриц?

Крестьянка

Он хороший молодой человек и любит меня, а я его.

Мориц

Он тебя любит?

— Любит, — отвечала добросердечная, невинная крестьянка, опустив глаза в землю, — и я его люблю.

— Ты его любишь? — закричал Мориц. — Га! и я любил тебя, божественная Сигизбета! И ты меня любила; но жестокий Густав отнял ее у меня, умертвил ее. Ярость напрягает мои силы, я лечу — мщение! мщение!

С сими словами Мориц побежал и оставил изумленною молодую крестьянку.

Он прибегает к пещере, берет саблю и входит скоро.

— Так, я пойду, — говорит он, — сыщу это чудовище, сыщу и принесу его в жертву тени моей любезной; я вырву злодейское его сердце! Смерть родителя будет отмщена, смерть Сигизбеты будет отмщена! Потом упаду к гробнице ее и буду стенать, пока и сам сделаюсь бесчувствен и хладен, как мрамор.