Дон-Коррадо де Геррера

Преступником? И ты побуждение любви называешь преступлением? Так будь же жертвою своего упрямства — сиди здесь.

Сказав сие, он захлопнул дверь и оставил несчастную Сигизбету, простершуюся на голой земле. Несколько времени она была погружена в мрачную бесчувственность.

— Боже! — воскликнула наконец она. — Праведный Боже! Неужели Ты оставишь меня? Неужели Ты не защитишь беспомощную?..

После сих слов луч надежды просиял в душе ее: Мориц скоро приедет!

Ввечеру Моргон спрашивает Сигизбеты — ему отвечают, что она вышла в сад. На другой день он ее зовет — ему отвечают, что она нездорова. Он хочет непременно ее видеть, как вдруг прибегает Густав и с притворным смятением вскрикивает:

— Родитель мой!

Моргон

Что с тобою сделалось?

Густав

Сигизбета... ах! я боюсь поразить вас ударом!

Моргон

Сын мой! Ударом?

Густав

Она, забыв ваши благодеяния и допустив обольстить себя...

Моргон

Удержись, сын мой... Удар!.. Пощади меня... Удар! (Бросается в креслы.)

Густав

Этого мало, родитель мой! Обольщенная неизвестно кем, убежала.

Моргон

Убежала? Несчастная, обольщенная тварь! И ты готовила этот удар для седой моей головы. Га! это ли благодарность за мои отеческие благодеяния? Для того ли я открыл тебе мое сердце, чтобы ты пронзила его? Ах! я не перенесу этого. Неблагодарная! Ты будешь причиною моей смерти.

Слезы градом катились из очей его; великая слабость овладела им, он лег в постелю. Густав умел отвратить его намерение, чтобы послать везде искать Сигизбету; по всему замку говорили о побеге Сигизбеты, везде царствовала печаль, один Густав радовался счастливому успеху — радовался, подобно хищному волку, поймавшему невинную овечку.

Сигизбета, питаемая скудною пищею, томилась в башне, куда не проницал свет солнца, где сырость и холод, томилась и ожидала вечера и утра с слезами на глазах, с сладкою надеждою в сердце забыть всё в объятиях Морица. Так, надежда, сей любезный дар Неба, подкрепляющий нас во всех несчастиях, одна надежда услаждала ее горесть.

Моргон приходил в изнеможение; сильная лихорадка заступила место его горести. Наконец получил он письмо от Морица, который был на два дни езды от замка; это письмо его порадовало; это письмо заставило трепетать Густава: он боялся, чтобы его злодейство не обнаружилось. «Так, — думал он, — это не укроется от Морица, он сыщет Сигизбету, хотя зарой ее в землю. Тогда что со мною будет?..» Задумавшись, ходил он скорыми шагами по комнате.

— Спасительная мысль! — вдруг вскричал он. — Лучше быть не может. У отца останется еще много, я не буду столько бесчестен, что возьму всё, половину для меня довольно; и тогда — чего не мог я сделать ласками и угрозами, то сделаю силою.

Он начал приготовляться к отъезду. Настал вечер, почтовая коляска, запряженная четырью лошадьми, была уже готова. В полночь, когда все уснули, Густав, взявши деньги, серебро, дорогие вещи, приобретенные Моргоном, взявши несчастную Сигизбету, не могшую сопротивляться, убежал, куда влекла гнусная его страсть.

Я не стану описывать положения несчастного, когда он узнал, что Густав, обобрав его, убежал, и когда узнал, что Сигизбета должна сделаться жертвою гнусного сладострастия Густава; он узнал все коварства, всё лицемерие хитрого Густава; узнал, с каким намерением просил он его, чтобы не возвращать Морица; он узнал все подлые его уловки и со дня на день приходил в отчаяние, как вдруг приезжает Мориц. Он входит, на бедре его меч, в груди его пламенеющая любовь к Сигизбете; он входит и на всех лицах видит печаль. Первое слово, какое он слышит, первый его взор, который находит Моргона, лежащего на постеле с смертною бледностию, — это всё поражает его.

— Сюда! сюда! — вскричал Моргон дрожащим голосом, прерываемым слезами. — Утешь несчастного старца!

Мориц

Родитель мой! Что это значит, скажите мне скорее, бога ради, скорее!

Моргон, рыдая, не мог говорить, наконец воскликнул:

— Сын мой! Неблагодарный Густав, твой брат, мой сын, сын, которого я так любил, и он за любовь мою заплатил тем, что унес всё мое имение, оставил меня умирать одного, умирать в отчаянии. Я не предвидел сетей, которые он мне ставил. Сигизбета, несчастная Сигизбета, будет жертвою...

Мориц, как громом пораженный при имени Сигизбеты, вскрикивает:

— Сигизбета? Батюшка, что вы говорите? Сигизбета — где она?

Моргон

Ах, сын мой! Чудовище Густав, нарушив все законы честности, увез ее насильно.

Мориц

Боже!.. (Он упадает без чувства)

Моргон проливал слезы.

— Для того ли я возвратился, — говорил Мориц, пришедши в себя, — чтобы видеть отца моего в отчаянии, на одре смерти, чтобы видеть Сигизбету, бытие моей жизни, в руках варвара?

Моргон

Сын мой! ты любил ее?

Мориц

Любил, любил пламенно, родитель мой! Но теперь черная туча разразилась над моею головою.

Моргон

Теперь надежда рождается в моем сердце. Сын мой! скажи, простишь ли мне оскорбления, которые я так часто тебе наносил?

Мориц (бросаясь на грудь отца)

Я не знаю никаких обид, никаких оскорблений.

Моргон

Итак, мне можно надеяться?

Мориц

Всего, всего.

Моргон (распростирая руки)