Don't cry mercy (СИ)

— Я… Пап, прости… Это так странно, ведь я стал одним из тех, про кого ты говорил «плохие люди»… — он усмехается, поднимает руки и трёт глаз наружной стороной ладоней, чтобы не занести грязь. — Я просто… Просто люблю вас… Мама. Папа. — он всхлипывает, собирается с силами, собирает себя в кучу и поднимается на ноги. — Люблю вас. — поддавшись странному порыву, он поднимает голову выше. Смотрит на верхушки деревьев, что держат свинцовое небо и шепчет: — И тебя тоже… Люблю.

На лоб падает капля. И вздрогнув, он закрывает глаза. Слёзы начинают течь с новой силой. Дождь начинается тоже.

Эта капля… Самая первая… Будто прощение.

Ощущается, будто «ты раскаялся, мы видим это и прощаем тебя, ты ещё сможешь излечить свою душу, только не тони, держись за то самое чувство, оно должно вытянуть»…

Раскинув руки в стороны, он подставляет лицо острым каплям. Слышит сзади шаги и молча шевелит губами. Договаривает то, что сказать вслух не может.

«Он хороший, папа… Правда. Я люблю его… Больше жизни. Только… Прости его, он не виноват. Я… Мы виноваты, виноваты, пап. Я обещаю, что проживу то, что осталось, достойно… Он правда хороший, пап…»

— Прости нас.

Извинениями мёртвых не воскресить. Как ни старайся.

Дерек осторожно приобнимает его за плечи и подталкивает в сторону пролеска, чуть впереди. Стайлз не сопротивляется. Дождь начинает всё сильнее набирать обороты.

Мужчина старается держать себя в руках. До боли хочет прижать его к себе, обнять. Сказать, что ещё не всё потеряно… Что, даже после смерти любимого человека, можно идти дальше… Что «они» смогли бы пойти дальше, если бы Стайлз дал «им» шанс…

Но он молчит. Молчит обо всём этом.

— Пойдём, тут недалеко есть беседка. Там можно спрятаться и… — Она уже буквально перед ними. Ещё полсотни шагов и они под навесом, но…

Стайлз резко дёргается и вырывается. Становится лицом к лицу с оборотнем, нервно сжимает руки в кулаки. Его волосы уже намокли, кофта частично тоже, а под ногами хлюпает грязь, он щурится от капель, летящих в лицо.

— Почему ты, блять, делаешь это?! — глаза без остановки изучают хмурое лицо Дерека, а ноздри шумно раздуваются. Хочется упасть на землю и разорваться от боли, бить руками по куче почвы, под которой прячутся мёртвые, и кричать во весь голос. Хочется избить волка, до хрипов и до полусмерти, чтобы перестал оставаться таким чертовски заботливым и всё ещё покровительствующим. Всё ещё идиотомлюбящим. — Дерек, ты вообще нормальный, чёрт тебя побери! Я. ТЕБЯ. ПОДЖЁГ. Я мучил тебя, истязал и вытирал дерьмо воспоминаниями о твоей семье! — он кричит, вскидывает руки и, наконец, видит как на лице волка начинают появляться эмоции. Его глаза мигают, потому что он всё ещё пытается контролировать себя, но Стайлз-то знает, что это ненадолго. Он знает, потому что нарочно выведет его, заставит отказаться от себя, наконец, заставит вычеркнуть себя из его жизни. Чтобы просто уехать как можно более безболезненно, чёрт побери. — Я… Боги, — он смеётся, проводя рукой по волосам, — я, я не могу поверить, что ты оказался таким слабохарактерным! Ты жалок, Дерек! Ты…

— Что ты несёшь?! — он отшатывается назад, как от пощёчины, но снова шагает вперёд, навстречу. Рычит, злиться и прекрасно понимает, что пытается сделать этот мелкий лгун. Он знает, что Стайлз думает, будто им будет легче порознь, чем вместе, будто если они окончательно — полностью, бесповоротно выскребут друг друга из своих внутренностей — разойдутся, то им будет, блять, легче! — Ты говоришь, что я жалок, но сам не можешь просто признаться себе и мне, нам обоим, что винишь себя! Что эта вина выгрызает тебя изнутри! Не можешь признаться, сказать вслух, что этими своими фразами, пытаешься выгнать меня! Неужели ты думаешь, что я тупой, Стайлз? Ты винишь себя и из-за этого ставишь никому не нужные барьеры! Ты — идиот! Придурок. Почему ты не можешь нормально поговорить со мной?! — Дерек смахивает воду, стекающую по лицу, и грозно смотрит.

Над ними мигает молния и гремит гром. Раскаты отдаются где-то в груди и переворачивают всё внутри. Он хочет согнуться пополам от боли, потому что, почему всё не может быть проще, почему этот волчара не может сделать всё проще, почему не может сделать так же, как у него было с остальными?! Почему не может повернуться спиной и уйти? Почему, почему, почему…

— Нормально, Дер-Дер?! Нормально, блять? Можно подумать я когда-нибудь стану теперь нормальным! — он нарочно использует это имя, и оборотень скалится. Рычит, почти что выпуская когти. — И ты винишь меня, да? Меня?! А ты? Ты понимаешь, что это какой-то грёбаный Стокгольмский синдром, Дерек?! — Стайлз рычит тоже и орёт, перекрикивая поднявшийся ветер и шум дождя. — Я почти растоптал тебя, а ты… — он хрипло смеётся, чувствуя, что продрог уже довольно сильно. Сердце чуть не разрывается от быстрого бега и эфемерно болит. Хочется дать себе передышку и выплакаться, возможно, разбить что-нибудь, и выпить больше снотворного, чем нужно. Он чувствует себя смертельно уставшим. — Ты втюрился в меня, как мальчишка, после всех издевательств!