Дон Жуан

Опасностями, риском и борьбою:

Вращаясь в высшем свете, был бы он

Всеобщим уваженьем окружен.

42

Он подошел к пирующей компании

И по плечу любезно потрепал

Ближайшего - и выразил желание

Узнать, куда он, собственно, попал

И в честь чего такое ликование?

Но грек уже совсем не понимал

Простейших слов и, весело кивая,

Смеялся, новый кубок наливая.

43

Мотнув отяжелевшей головой,

Он протянул бокал с улыбкой пьяной

И молвил: "Я пустою болтовней

Не занимаюсь! Наливай стаканы!"

Второй сказал, икая: "Пей и пой!

Хозяин умер - я грустить не стану!

Спроси-ка у хозяйки, милый мой,

Кто новый наш хозяин молодой!"

44

Гуляки, по случайности, не знали,

С кем говорили. Ламбро побледнел,

Его глаза зловеще засверкали,

Но он порывом гнева овладел;

Он попросил, чтоб гости рассказали,

Откуда сей наследник залетел,

Каких он лет и званья - этот самый

Смельчак - и сделал ли Гайдэ он дамой.

45

"Не знаю я, - рассказчик отвечал,

Откуда он - да мне какое дело?

Таким вином никто не угощал,

И жирен этот гусь - ручаюсь смело!

Ты лучше бы соседа поспрошал:

Он сплетничает бойко и умело

И, болтовню с приятелем любя,

Послушает охотно сам себя!"

46

Мой Дамбро проявил (судите сами)

И сдержанность, и редкое терпенье:

С французскими он мог бы образцами

Воспитанности выдержать сравненье.

Скорбя душою и скрипя зубами,

Выслушивал он глупое глумленье

Обжор и пьяниц, за его столом

Его же перепившихся вином.

47

А если человек повелевает

Покорными и судьбы их вершит,

Заковывает в цепи, убивает

И даже взором подданных страшит,

То сдержанность его нас удивляет,

Коль самого себя он усмирит;

Но, усмирив, он гвельфу уподобится

И права править смертными сподобится!

48

И наш пират имел горячий нрав,

Но, будучи в серьезном настроенье,

Умел, как притаившийся удав,

Готовить на добычу нападенье.

Не делал он, терпенье потеряв,

Ни одного поспешного движенья;

Но если раз удар он наносил,

Второй удар уже не нужен был!

49

Расспросы прекратив, томимый думой,

Тропинкой потайной прошел он в дом:

Среди веселья общего и шума

Совсем никто не вспоминал о нем.

Была ль еще в душе его угрюмой

Любовь к Гайдэ - не нам судить о том,

Но мертвецу, вернувшемуся к жизни,

Не по себе на столь веселой тризне.

50

Когда бы воскресали мертвецы

(Что, бог даст, никогда не приключится),

Когда бы все супруги и отцы

Могли к своим пенатам возвратиться,

Вы все - неуловимые лжецы,

Умеющие в траур облачиться

И плакать над могилами - увы!

От воскресений плакали бы вы.

51

Вошел он в дом, уже ему чужой.

Невыносимо скорбное мгновенье!

Переживать больнее час такой

Для каждого, чем смерти приближенье.

Очаг могилой сделался глухой,

Погасло все - желанья, впечатленья,

Надежды, чувства, страсти дней былых,

И грустно видеть серый пепел их.

52

Он в дом вошел бездомный и унылый

(Без любящего сердца дома нет!),

И вспомнил он, как на краю могилы,

Все радостные дни минувших лет:

Здесь солнце счастья некогда светило,

Здесь милый взор и радостный привет

Невинной нежной дочери когда - то

Ласкали чувства старого пирата...

53

Характером он был немного дик,

Но вежлив и приятен в обращенье,

Весьма умерен в прихотях своих;

В одежде, в пище, даже в поведенье,

Умел он быть отважным в нужный миг

И выносить суровые лишенья,

И, чтоб рабом в стране рабов не стать,

Решил он сам других порабощать.

54

Любовь к наживе и привычка к власти,

Суровые опасности войны,

Морские бури, грозные напасти,

С которыми они сопряжены,

В нем развили наклонности и страсти

Такие, что обидчикам страшны.

Он был хорошим другом, но, понятно,

Знакомство с ним могло быть неприятно!

55

Эллады гордый дух таился в нем:

С героями Колхиды несравненной

Он мог бы плыть за золотым руном,

Бесстрашный, беззаботный, дерзновенный.

Он был строптив и выносил с трудом

Позор отчизны попранной, презренной

И скорбной. Человечеству в укор

Он вымещал на всех ее позор.

56

Но ионийской тонкостью взыскательной

Его прекрасный климат наделил

Он как - то поневоле, бессознательно

Картины, танцы, музыку любил,

Он комнаты украсил очень тщательно

И тайную отраду находил

В прозрачности ручья, в цветах и травах

И в прелестях природы величавых.

57

Но лучшие наклонности его

В любви к прекрасной дочери, сказались;

Они в душе пирата моего

С ужасными делами сочетались

Без этих чувств, пожалуй, ничего

В нем не было гуманного: остались

Одни лишь злые страсти - в гневе он

Был, как Циклоп, безумьем ослеплен.

58

Всегда страшна для пастуха и стада

Тигрица, потерявшая тигрят;

Ужасны моря пенные громады,

Когда они бушуют и гремят,

Но этот гнев о мощные преграды

Скорее разобьет свой шумный ад,

Чем гнев отца - немой, глубокий, черный,

Из всех страстей особенно упорный.

59

Мы знаем: легкомыслие детей

Удел всеобщий, но удел печальный,

Детей, в которых утро наших дней

На склоне лет мечтой сентиментальной

Мы любим воскрешать, когда грустней

Нас греет солнце ласкою прощальной,

А дети беззаботно каждый раз

В кругу болезней оставляют нас!

60

Но мне по сердцу мирная картина:

Семья, здоровьем пышущая мать

(Когда дочурку кормишь или сына,

При этом нежелательно тощать),

Люблю я у горящего камина

Румяных ангелочков наблюдать

И дочерей вокруг приятной леди,

Как около червонца - кучку меди!

61

Старик вошел в калитку, постоял,

Не узнанный никем, у двери зала;

Под равномерный шорох опахал