Дон Жуан в Неаполе

ДОНЪ РИНАЛЬДО. Вы человкъ безъ чести!

ЛЕПОРЕЛЛО. Въ словахъ честь и жизнь равное число буквъ, но живете, иже, земля, нашъ всегда пользовались преимущественною моею симпатіей.

ГАБРІЭЛЛА. Отнын все кончено между нами, Эджидіо. Я не жена вамъ боле. Обитель въ Камальдоли приметъ меня въ свои стны.

ДОНЪ РИНАЛЬДО. Виноватъ, синьора, но какъ разъ этотъ монастырь женщинъ не принимаетъ.

ГАБРІЭЛЛА. Тмъ лучше.

ОБЫВАТЕЛЬ. Стыдитесь, Эджидіо! Вотъ до чего вы довели свою благородную жену!

ВС. Стыдитесь, Эджидіо!

МАРІАННА. И я съ вами, добрая госпожа! и я съ вами! Что длать мн въ этомъ гршномъ мір среди обольстителей мужчинъ? Не отвергайте меня! Я буду у васъ за келейницу.

ВС. Стыдитесь, Эджидіо!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Позвольте, господа! Почему вы называете этого человка Эджидіо? Его зовутъ Лепорелло. Онъ мой старый слуга и посредникъ по любовнымъ интрижкамъ.

ОБЫВАТЕЛЬ. Вотъ такъ штука!

ГАБРІЭЛЛА. Какъ? я жена самозванца? Вы осмлились жениться на благородной двушк подъ ложнымъ именемъ?

ДОНЪ ЖУАНЪ. Лепорелло, разв не такъ?

ЛЕПОРЕЛЛО. Я не смю сказать «нтъ», синьоръ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Вчера онъ взялся познакомить меня съ этою дамою, увривъ меня, будто она раздляетъ мою любовь и назначаетъ мн свиданіе… Лепорелло, разв не такъ?

ЛЕПОРЕЛЛО. Я не смю сказать «нтъ», синьоръ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Наконецъ, онъ велъ меня въ ея покой по веревочной лстниц.

ОБЫВАТЕЛЬ. Какъ? Опять лстница? Пощадите!

МАРІАННА. Лстницы растутъ на этомъ дом, какъ иглы на морскомъ еж.

НИЩІЙ. Это я собственными глазами видлъ, господа. Даю вамъ честное слово слпорожденнаго.

ГАБРІЭЛЛА. Святой отецъ папа не откажетъ мн въ развод и — въ монастырь! въ монастырь!

ДОНЪ РИНАЛЬДО. Я буду вашимъ адвокатомъ, синьора.

НИЩІЙ. Ну, гд вамъ, донъ Ринальдо? Вы хороши только противъ золотухи.

ДЖІОВАННА. Сподобилась, батюшка, сподобилась! Исцлваю!

ДОНЪ ЖУАНЪ. За все это я заплатилъ Лепорелло кошелькомъ золота.

МАРІАННА. Вотъ онъ!

ОБЫВАТЕЛЬ. Красивому промыслу посвятили вы себя, любезный!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Наученный имъ, крадусь темнымъ коридоромъ. Нащупываю стны. Не видать ни зги. Наконецъ дверь; толкаю на удачу и — при свт ночной лампы — въ прелестно убранной спальн — вижу прекраснйшую женщину, какую когда-либо видли смертные глаза.

ГАБРІЭЛЛА. Ахъ, какъ я испугалась!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Устремляюсь къ красавиц, говорю ей нжныя слова…

ГАБРІЭЛЛА. Я не слышала и не поняла ни одного, потому что зажала уши.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Стараюсь обнять ее, коснуться ея устъ. Она бьется, кричитъ, бранитъ меня ночнымъ воромъ, рветъ волосы на себ, рветъ волосы на мн…

ГАБРІЭЛЛА. Жаль: мало!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Я со стыдомъ и ужасомъ убждаюсь, что плутовство слуги сыграло со мною скверную штуку и завело меня, вмсто логовища жрицы любви, въ святилище добродтельной Лукреціи.

ГАБРІЭЛЛА. Надюсь.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Я страшно застнчивый человкъ, господа. Въ особенности, предъ женщинами. Добродтели свойственно повергать меня въ оцпенніе. Какъ пень, стоялъ я, недвижный, предъ нею.

ГАБРІЭЛЛА. Совершенно — привидніе, которое не успло исчезнуть, когда заплъ птухъ.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Хочу извиниться — языкъ прилипъ къ гортани, хочу бжать — ноги не несутъ!

ГАБРІЭЛЛА. Тогда я бросаюсь на него…

ДОНЪ ЖУАНЪ. Какъ разъяренная львица…

ГАБРІЭЛЛА. И, покуда онъ стоитъ, какъ истуканъ, выхватываю изъ ноженъ его собственную шпагу!

ВС (рукоплещутъ). Браво, синьора, браво!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Нездшній ужасъ потрясъ меня! Мн почудился въ ней слетвшій съ неба грозный ангелъ!

ГАБРІЭЛЛА. Клянусь жизнью человка, бывшаго моимъ мужемъ, я убила бы васъ, если бы вы не убжали!

ЛЕПОРЕЛЛО. Я предпочелъ бы, чтобы вы поклялись собственною жизнью.

ГАБРІЭЛЛА. Клятва жизнью женщины слишкомъ ничтожна для такой важной минуты.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Бгу, куда глаза глядятъ, толкаю двери, опрокидываю мебель…

ГАБРІЭЛЛА. А я за нимъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Хочу объяснить, — не слушаетъ, прошу пощады, — не внемлетъ…

ГАБРІЭЛЛА. У добродтели нтъ ушей для воплей порока.

ДОНЪ ЖУАНЪ. Наконецъ мн удается откинуть какую-то щеколду — и, въ тотъ самый мигъ, когда, я чувствую, остріе шпаги уже холодитъ мой затылокъ, я скоре падаю, чмъ выбгаю на крыльцо…

ГАБРІЭЛЛА. А я за нимъ!

ДОНЪ ЖУАНЪ. Синьоры! Вы слышали мое откровенное покаяніе. Объявляю себя къ услугамъ всхъ родственниковъ и друзей этой дамы во всхъ видахъ удовлетворенія. Но, прежде чмъ прольется кровь, считаю долгомъ заявить во всеуслышанье: если я, по несчастной ошибк, велъ себя, какъ Тарквиній, то синьора Габріэлла оказалась въ тысячу разъ и цломудренне, и храбре Лукреціи!

ВС. Да здравствуетъ неаполитанская Лукреція! Да здравствуетъ синьора Габріэлла!