Дон Жуан, Жизнь и смерть дона Мигеля из Маньяры

Он превозмогает себя. Но прикосновение женщины меняет его настроение. Девичье тело жжет, возбуждение Мигеля возрастает.

- Любишь меня, Эстебан?

- Люблю, Эстер, - шепчет Мигель, напряженный от нетерпения. Может быть, все-таки вдруг откинется покров с тайны, и я прозрею, познаю...

- Эстер, Эстер, я хочу огромного, бесконечного счастья!

- Я слышу тебя словно издалека. - И девушка привычным движением привлекает его к себе. - Да, я хочу дать тебе огромное счастье...

- Ну вот, тут мы в безопасности, благородный сеньор, - обращается Каталинон к связанному человеку, лежащему у его ног. - Тут какая-то беседка, со всех сторон сад, со всех сторон ночь. Может, это сад вашей Эстер. Может, вы тут все знаете лучше меня? Ах, я и забыл, что когда вязал вас, то заткнул вам ротик, и вы не можете мне ответить. Сами понимаете - моему господину, который сейчас обнимает вашу невесту, вовсе не нужны ничьи крики. Чего вы дергаетесь, ваша милость? Лежите спокойно, не то ремни врежутся в тело. Но мне вас жаль, сеньор. И если вы поклянетесь, что не поднимете шума, я вытащу кляп у вас изо рта. Да? Вы киваете? Что ж, попробуем, но помоги вам бог, если вы хоть пикнете. Чувствуете это острие у себя на груди? Так вот, сударь, это нож, и клинок у него длиной в девять дюймов. Так что берегитесь!

- Кто твой господин? - выдавил из себя Эстебан, едва Каталинон освободил его рот.

- О, мой господин - отличный господин. Он и вашей невесте понравится, ручаюсь...

- Негодяй! - крикнул было Эстебан, но острая боль пресекла его голос.

- Не говорил ли я вам, что у меня славный нож?

- Твой господин - христианин? - прошептал пленник.

- Конечно. Да еще какой! Из древнего, знатного католического рода.

- О Адонаи! Эстер с христианином! Какой ужас! Какой позор!

- Понимаю, - кивает Каталинон. - Ваша милость - тайный иудей. Мой господин будет доволен. Еврейки у него еще не было, насколько я знаю, так как евреи могут жить в Испании только тайно.

- И не будет! - сипит Эстебан. - Эстер, конечно, подняла уже на ноги весь дом...

- Вряд ли, сеньор! Повсюду тихо, ни шороха...

- Или пронзила его булавкой, которую я ей подарил! Твоего господина, видимо, уже нет среди живых!

- Вот и видать, что вы не знаете моего господина, - спокойно отвечает Каталинон.

- Я дам тебе десять эскудо, если развяжешь меня! - со стоном молит Эстебан. - У меня есть золото...

- Золото?

- Двадцать эскудо!

- У моего господина хватит золота и для тебя, и для меня. Мой господин - дон Мигель граф Маньяра.

- Помогите! - закричал Эстебан.

Каталинон крепче надавил на рукоять ножа и засунул кляп пленнику в рот.

- Неблагодарный вы человек и только ухудшаете свое положение. Ну, теперь говорить вы больше не можете, а думать думайте что угодно.

Как прежде, так и сейчас: разочарование. Ни намека на длительное счастье. Опять - те же руки вокруг шеи, те же поцелуи, те же ласки, и ничего более. Горько во рту, пусто в душе. Отвращение...

- Прощай, Эстер! - громко сказал Мигель.

Девушка вздрогнула при звуке чужого голоса.

- Эстебан, Эстебан, ты ли это, милый?

Учащенное дыхание, бешеное биение крови в висках, чирканье кресала, свет - чужое лицо...

Эстер прижала ко рту сжатые кулаки, она задыхается.

Зрачки ее расширились от ужаса, и через эти настежь распахнутые двери входит в сознание образ незнакомца, хитростью проникшего к ней. Горло ее не в силах издать ни звука.

- Я дон Мигель де Маньяра, донья Эстер, - тихо говорит Мигель. - Я пришел к вам в надежде, что у вас найду счастье. И опять не нашел... Видимо, ваш Яхве ничуть не могущественнее нашего бога и не способен дать большего счастья... Вечно все одно и то же, одинаково невкусное... Прощайте, Эстер.

Всхлип позади. Он обернулся.

Еврейка лежит на ложе, и в сердце ее - длинная золотая булавка, под грудью - кровь ярким огоньком...

Молча стоит над мертвой Мигель, наблюдая, как бледнеет ее лицо.

В погоне за счастьем погубил безвинную. Обманул хитростью, как вор, похитил ее ласки - и умертвил. Его любопытство и себялюбие стоили этой женщине жизни.

- Мне жаль вас, Эстер, - тихо промолвил убийца. - Правда, не знаю, кому из нас теперь хуже - вам ли, мертвой, мне ли, живому. Думаю - из нас двоих я более одинок и покинут, Эстер...

Пока Мигель с Каталиноном крадутся в тени под стенами, мать Эстер проснулась от страшного сна и нашла дочь мертвой.

Окаменела в горе. Потом, разразившись воплями, подняла весь дом.

Единоверцы, обступив тело девушки, воздевают руки, рвут на себе одежду, посыпают головы пеплом. Раскачиваясь, запели, рыдая, псалом над мертвой.

Горестный напев долетел и в сад, и связанный Эстебан читает в звуках хора злую участь своей невесты.

Каталинон, седлая лошадей, тихонько клянет вечные скитания.

- Не богохульствуй, - останавливает его Мигель. - За нами идет тень мертвой.

- Как?! - ужасается Каталинон. - Какой мертвой? Неужели та девушка...

- Да, она пронзила себе сердце.

- О, святой Иаков! - заломил руки Каталинон. - Какое страшное дело! Почему она убила себя?

Мигель, не отвечая, поднял коня в галоп и помчался по направлению к Куэнке.

Каталинон с ужасом посмотрел на него: