Донал Грант

Здоровье графа оставалось весьма шатким, потому что день ото дня зависело от того, какие снадобья он примешивал в своё питьё накануне. Наверное, не было ни одного наркотического порошка или раствора, который он не попробовал хотя бы раз, а многими из них он баловался уже долгие годы. Он уже давно перестал притворяться даже перед собой, что хочет лишь побольше о них узнать. Теперь он хотел лишь одного: выяснить, как то или иное сочетание любимых порошков поможет ему и дальше жить в мире грёз и фантазий, избегая жизни, предназначенной ему той Силой, которую он меньше всего на свете хотел признавать. Лорд Морвен страстно желал понять силу своих снадобий, но никак не хотел отдать должное живому Источнику и его собственного существа, и всего на свете. К Богу он относился без особой враждебности, но вёл себя хуже любого врага, никак не откликаясь на Его слова. Его вера не была ни верой святых, ни верой дьявола. Он верил, но не повиновался; верил, но не трепетал.

Как я уже сказал, сегодня он чувствовал себя лучше, завтра хуже — смотря что принимал накануне. Иногда недомогание так действовало ему на нервы, что он совершенно лишался самообладания. Иногда он напротив становился безжизненным и вялым, и ничто, кроме попыток вывести его из этого ступора, не вызывало в нём ни малейшего раздражения. Он тщательно отмечал все колебания своего настроения, не записывая лишь одно, самое пагубное и самое неотступное воздействие своей привычки. Разные снадобья вызывали в его мозгу разные отклики и фантазии, но одно оставалось неизменным: его нравственная природа и нравственное чувство неумолимо разрушались. Когда — то, движимый неким внутренним бунтом против общественного закона, он совершил не одно великое злодеяние, хотя были ли на его счету дела, которые считаются у нас преступлениями, я не знаю. Иногда он даже сожалел о некоторых последствиях своих поступков, но покаяния так и не произошло. Теперь же от него ускользала даже возможность чувствовать сожаление о содеянном. Такие люди постепенно теряют всё человеческое и всё больше становятся похожими на бесов, но пока обстоятельства не дают им возможности воплотить в действии то, что таится у них внутри, они вполне могут пользоваться всеобщим почтением при жизни и уважением после смерти. Однако всегда существует опасность, что их подлинное естество — хотя можно ли найти в мире хоть что — нибудь более неестественное?! — всё — таки вырвется наружу во всём своём бесовском уродстве и коварстве.

Лорд Морвен почти не выходил из дома, но был вполне осведомлён о том, что делается за пределами замка. Какие — то новости приносил ему Дейви, какие — то — Симмонс, а иногда он даже снисходил до беседы со своим полупризнанным родственником, управляющим Грэмом. Однажды утром он послал за Доналом и попросил его отпустить Дейви пораньше и вместо уроков выполнить для него одно поручение.

— Не знаю, известно вам или нет, что в городе у меня есть дом, — начал он.

— Сейчас это единственная собственность, закреплённая за титулом. Вид у него, правда, незавидный, да вы, наверное, и сами это знаете. Он стоит на главной улице, чуть — чуть не доходя до «Герба лорда Морвена».

— По — моему, я знаю, какой дом вы имеете в виду, ваша светлость, — ответил Донал. — Там ещё кованые решётки на окнах нижнего этажа, да?

— Именно. Тот самый дом. Наверное, вам уже рассказали, какая про него ходит история и почему там сейчас никто не живёт. Дело было уже лет сто назад или даже больше. Я — то сам не раз в нём ночевал, кто бы там что ни говорил.

— А что это за история, ваша светлость? — полюбопытствовал Донал.

— Ну что ж, лучше уж я вам расскажу, чем кто — то другой. Всё равно нашей семьи это не касается, потому что тогда титул передавался по другой линии, а то бы я, пожалуй, не так легко к этому относился. Причём это не легенда какая — нибудь, а самая настоящая и ужасная правда, из — за которой дом так и остался заброшенным. По — моему, пора уже обо всём позабыть, а дом сдать внаём. Произошло это ещё до того, как замок отделился от титула, — кстати, ещё одна история, которую стоит послушать! Ни тут, ни там — никакой справедливости! Но это как — нибудь в другой раз.

Граф вздохнул, потянулся и немного витиевато, по — книжному, начал рассказывать: