Следует тут же оговориться. Под «американцами» автор имел в виду не все население Соединенных Штатов, но их самое многочисленное и уже потому хотя бы самое влиятельное, самое определяющее поколение – по возрасту где-то между пятьюдесятью и шестьюдесятью. Это значит, что люди этого поколения родились приблизительно одновременно с началом «холодной войны» и всю свою жизнь прожили при ней. Они прятались под парты во время тренировочных воздушных тревог, учились в колледжах во время Вьетнамской войны, женились и завели семьи во время нефтяного (энергетического) кризиса, в 80-е годы преуспели – либо, наоборот, не преуспели – в своих делах, а в 90-х столкнулись с неожиданной и, с точки зрения автора, экзистенциальной проблемой: как они смогут существовать без «холодной войны», с которой так свыклись? Пусть даже период «холодной войны» был скорее исключением, чем правил ом, но он определил ментальность целого поколения – наравне с экономическим бумом, миграционной экспансией в пригороды и космическими состязаниями сверхдержав. Холодная война для этого поколения бебибумеров означала, как ни странно, своего рода стабильность, которая была следствием сравнительного паритета в гонке вооружений и управляемости локальных конфликтов. Надо еще добавить, что это поколение знает о мировой войне и Великой депрессии только понаслышке, поэтому последовавший вослед распаду коммунистической системы мир ожесточенных национальных конфликтов, гражданских войн, бесконечного дробления и фрагментации единых прежде государственных структур – в бывшем СССР и в бывшей Югославии и, наконец, религиозного неистовства исламистов – вызывает чувство тревоги и даже обездоленности. Временную передышку в работе Истории это до сих пор везучее поколение приняло за непременное условие жизни, а потому оказалось совершенно неподготовленным к возвращению после 11 сентября неопределенности, нестабильности и войн, но на новом, еще более непредсказуемом витке, с бомбовыми сотрясениями и резкими колебаниями биржи.
Это – теперь, а что пару лет назад помешало американцам справиться с реальностью нового мира, в котором они оказались по причине исчезновения прежних врагов – «империи зла» и вскормившей ее идеологии? Оказывается, больше всего мешало американцам как раз то, что им более всего дорого: их демократическая система, которую они почитают не только венцом политического творения, но и панацеей от всех бед. Это уникальное чувство абсолютности и универсальности демократии делает американцев менее интуитивно экипированными для постижения чужих культур, прежде всего мусульманской, чем любой другой народ на земле. Человек, выросший в Заире, куда лучше поймет импульсы египтянина или палестинца, чем американец. Американская демократия – при всех ее несомненных достоинствах есть тем не менее западня, так как потворствует тем политикам, своим и чужим, которые в урон дальним целям ищут ближайших результатов, узкоместные интересы ставит впереди всеобщих и зациклена на оптимизме, а потому предпочитает и вознаграждает вестников хороших новостей, а не трезвых работяг либо мрачных прогнозистов.
Ловлю себя сейчас на том, что пересказываю книгу, с которой далеко не во всем согласен. Потому, собственно, она мне и интересна, что ее автор придерживается иной точки зрения. Давно заметил за собой эту черту, которую можно определить, как релятивизм либо всеядность, но можно считать и следствием диалогического, что ли, сознания – как в жизни, так и в литературе, – мне интересен оппонент, а не соглашатель. Свою точку зрения, свое кредо я могу, худо-бедно, выразить и сам, а потому считаю, что в чтении либо слушании единомышленника есть какая-то изначальная тавтология. Конечно, будучи «новым американцем», я менее критически отношусь к стране, которая стала моей второй родиной – не вижу никакого противоречия в этом словосочетании, потому что считать родиной только страну, в которой ты родился, есть примитивный этимологизм. Скажу честно: моя благодарность Америке мешает мне иногда глянуть на нее со стороны, как это сделал в своих субъективных и раздраженных заметках Грэм Фуллер. Про таких в Америке говорят диспептик, что изначально относилось к людям с плохим пищеварением, но постепенно это слово приобрело расширительный смысл – так называют брюзгу, вечно и всем недовольного человека. Недовольство американца Америкой выглядит тем более странно, что для многих в мире именно Америка является образцом и примером. Да и вообще мода на Иеримий давно прошла.