Читаем Донбасский декамерон полностью

– Что, совсем спятили – за агрессора голосовать?! – обратился он к ним обоим сразу. – Я только вчера из Лондона вернулся – вся Европа против НАТО!!!

И ко мне:

– Записывайте – Ваднов Александр Здравкович, город Киев.

– Вы болгарин? – спросила я, буквально ошарашенная этим человеком.

– Югослав. Мой отец в годы Великой Отечественной войны воевал вместе с Тито и за свою доблесть был удостоен чести учиться в Москве, в военной академии. Окончил ее в 1956 году. А я – инженер-строитель, проживаю в столице Украины…»

Больше мы ничего не можем сообщить вам о судьбе киевского югослава Здравко Ваднова. История его жизни наверняка изобиловала куда большим количеством неприятных историй, наподобие той, которую мы вам рассказали. Но, если человек честен, грязь к нему не пристанет. Полковник Ваднов навсегда остался верен выбору юности – долгу и чести, службе великой стране, ставшей его второй родиной.

* * *

Донна покачала головой:

– Это едва ли историкам пригодится. Разве что для развлечения. А вот я вам расскажу о том, чего вы точно не знали. А потом уже и спать пойдем. Но помните (она перешла на шепот) – ухо востро!

История о том, как голодали в Севастополе «бывшие»

Эта необычная история началась в январе 1920 года в Севастополе. Там же она и закончилась через год. В те страшные времена она имела все шансы быть трагической, но, слава богу, драма осталась просто драмой.

Сто лет – немалый срок, все могло и быльем порасти, но несколько документов, сохранившихся в военно-морских архивах, упоминания в старых, рассыпающихся газетах и чуть менее старых книгах дали возможность реконструировать события того времени, когда над Крымом и Севастополем, как и над всей Россией, навис страшный враг – голод!

Выведший остатки белых сил с Кубани в Крым, генерал Врангель имел не очень богатые хлебные магазины, но все-таки с этим продовольствием можно было прожить около года сорокатысячной армии. Примерно столько у генерала и было. Кое-что подкидывали союзники – от французов до американцев. Жить можно было. В армии. Население же голодать начало еще в 1919‑м. В основном, конечно, городское. И если на Южном берегу Крыма прокормиться было хоть как-то возможно, то в Севастополе людям, далеким от армии и производства, было худо. Тяжело было многим, но совсем в неловкое положение попали отставники и так называемые отказники.

Дело в том, что в Севастополе и в Крыму в целом скопилось достаточно много бывших офицеров Российского императорского флота. Служить Врангелю захотели немногие. И это стало причиной, по которой в целом неплохие военно-морские силы белой армии, равняться с которыми в Черном море тогда было даже и некому, мало занимались боевой работой.

В офицеры штаб врангелевских ВМС производил лояльных и опытных боцманов, мичманов и курсантов мореходных школ. Слабая подготовка экипажа не позволила, например, довольно сильной по вооружению канонерской лодке К-15 толком поддержать десант под Геническом весной 1920 года, все десантники были уничтожены. Вообще почти все успешные эпизоды действий белого флота на Черном море и Азове были связаны с деникинским руководством войсками.

Одним словом, на полуострове скопилось большое количество флотских офицеров, не одобрявших Гражданской войны, не желавших в ней участвовать. Примечательно, что в среде этой со временем выработалось, судя по всему, сочувственное отношение к борьбе красных, что можно объяснить и корпоративностью.

Ведь в отличие от армии флот вопреки позднейшему заблуждению пошел не за Корниловым и Деникиным, а за Лениным. Если армейские офицеры в своем выборе противоборствующей стороны разделились примерно пополам – на стороне белых воевали 57 % вчерашних царских офицеров, то с флотом вышла такая оказия – на сторону красных встали 82,5 % офицеров.

Показательно, что кроме громкой истории расстрелянного по приказу Троцкого геройского капитана Щасного, спасшего Балтийский флот для Советской России, и ряда других, менее значительных эксцессов новая власть страны вела себя корректно и даже предупредительно в отношении флотских офицеров – было понимание, что на военных кораблях без классных специалистов не обойтись. Неудивительно поэтому, что все 20‑е и до середины 30‑х годов большей частью кораблей и соединений флота Советского Союза командовали офицеры дореволюционных времен.

Что касается Гражданской войны, то многие флотские командиры просто выжидали, кто возьмет верх и вернет их на корабли, потому что было понятно – без них не обойдутся. Кстати, дефицит командного состава в ВМС Врангеля был восполняем участием в боях на его стороне французских, английских и греческих канонерских лодок.

Голод, грозно показавший себя в 1919‑м на всей территории России, к началу 1920 года на Крымском полуострове стал невыносим для тех, кто не имел права на бесплатное получение хлеба. И тогда ряд бывших офицеров императорского флота решили объединиться в организацию для выживания.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее