Читаем Донбасский декамерон полностью

Причина таких отношений «заклятых товарищей» не носила, вопреки историческим мифам, никаких идеологических, религиозных признаков. Своих христиан древнерусские князья резали не с меньшим усердием.

Все дело было в экономике, половцы, выражаясь современным языком, слишком много на себя брали. Если бы они были подчиненной мелкой силой, какой для русских князей юга были небольшие тюркоязычные народы торков и берендеев, с ними жили бы в относительном мире. Но проблема половцев была в том, что их было много.

После крупного поражения на Орели, в котором в плен попал главный половецкий хан Кобяк и еще полтора десятка ханов калибром поменьше, половцы разных племенных группировок вели между собой активные переговоры.

Эти степные воины не были дикарями, какими иногда их любят изображать. Они имели осадные машины, для чего выписывали из Европы инженеров и ремесленников, у них были крепости в степях и протогорода.

За век с лишним общения с русскими (с 1055 года) половцы, прежде всего знать, породнились со многими княжескими и боярскими родами. Знаменитый Владимир Мономах женил на дочках половецких князей своих сыновей – Андрея и Георгия, известного нам как Юрий Долгорукий, да и у Новгород-Северского князя Игоря Святославича, героя «Слова», мать была половчанкой.

Система разветвленного родства в русских княжествах позволила половцам быть невероятно осведомленными в делах князей. Иногда какой-нибудь небольшой владетель только задумается, не оттяпать ли у соседского князюшки пару-тройку сел, как половецкий хан уже под окном терема: «Эй, коназ, войско не надо? За четверть добычи пойдем с тобой на войну».

Одним словом, Кончак к весне 1185 года собрал вокруг себя большой союз родов и племен. Он уговорил хана Гзу со своей ордой кочевать поближе к нему.

Это знал киевский князь. И поехал искать подкрепления на север. Этого не знал или решил не придавать значения новгород-северский князь Игорь и решил опередить сюзерена – самому сорвать куш, «срубить червонец» по-легкому. Поэтому он не стал ждать, пока все князья соберутся в большое войско, кликнул брата, курского князя Всеволода, племянника из Путивля, сына Владимира, да и отправился в поле, как сказали бы чуть позже донские казаки, «за зипунами».

Небольшой размер войска (5–6 тысяч воинов, из которых львиную часть составляли «конфедераты»-торки), точное следование течению рек – все это говорило о том, что северский князь собирался ударить по ближайшим становьям половцев, «ополониться» и вернуться домой, возможно, успев принять участие в общерусском большом походе в ореоле героя и знатока степей.

Поначалу все шло по плану – были с налету захвачены большие обозы половцев, не успевших уйти в глубь степных просторов. Войско раззадорилось и жадно рвануло в погоню. И неожиданно, всего через сутки после первых победных стычек, наткнулись прямо на главные силы половцев, которые, возможно, думали, что на них идет объединенная русско-княжеская рать.

Каково же было их изумление, когда перед собой в долине двух речушек они увидели скромные дружины трех мелких князей, которые просто просились, чтобы их проучили за дерзость.

Дальнейшее хорошо известно из уроков русской литературы.

Вот как описал эти события доктор исторических наук Игорь Можейко (мы его знаем как писателя-фантаста Кира Булычева) в самой известной своей книге «1185»:

«По приказу Игоря русские полки начали пробиваться на север, но путь им преградили половецкие отряды. Началась жестокая сеча. День выдался жаркий, кони быстро устали и изнемогали без воды. Но к воде половцы не пропускали. Лишь к вечеру измученные воины пробились к речке.

Битва шла и ночью. Не такая отчаянная, как днем, но поспать русским не удалось. Половцы изматывали их, непрестанно бросая в бой новые силы.

Перелом наступил утром следующего дня, после суток почти непрерывного сражения. Легкая конница союзных степняков бросилась бежать с поля боя, разрушив строй.

Игорь поскакал за беглецами. Он был ранен в левую руку и потому бросил щит. Но степняки не остановились. Пришлось вернуться ни с чем. Сражение продолжалось до полудня, княжеские полки бились, стоя спиной к озеру, но постепенно половцам удалось разъединить их и окружить. Всеволод и остатки войска сложили оружие. В плен попали князь Игорь, его сын и пять тысяч дружинников. Мало кому удалось вырваться».

Игорь примерно год прожил в плену, выписав себе туда священника и слуг, пока не удалось бежать, ибо на выкуп у него не было денег. Его и в поле-то погнало безденежье. К тому времени киевский князь в союзе с другими князьями все-таки разбил половцев основательно. Поэтому он на несколько лет вовсе притих, вернувшись к воинским делам лет через пять-шесть.

Вернулся из половецкого сидения сын Владимир с молодой женой Кончаковной. Игорь Мажейко по этому поводу меланхолично заметил: «От них пойдут дети по крови более половцы, чем русские».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее